— Очень мило, — сказал Смолин, старательноподыскивая подходящую интонацию, и не враждебную, и достаточно твердую. —Митя, а с чего это ты стал мне проповеди читать, загадки подсовывать? Шуткишутить идиотские?

«Ладно, — подумал он уже совершеннохладнокровно. — Если окончательно шифер пополз… психи, говорят, сильныеневероятно, но ничего, отмахаемся. Добрый пинок по яйцам и на психов, знаетели, действует в точности так, как на всех прочих. А пушечка его, как удалосьзаметить, все же анкетная, силуминовая копия. Есть у Зондера пара-тройкадействующих стволов (времен рейха, естественно), но не похоже что-то, чтобы унего с собой был еще один пистоль, настоящий… Так что на задних лапках стоятьне будем».

— А это не шутки, дядя Вася, — сказал Зондерсерьезно. — Это, знаешь ли, наглядная демонстрация того, наскольковнезапно человек смертен. Я с тобой поболтать пришел в воспитательных целях.Тебе же добра желая.

— Интересно, с какой стати…

— Дядя Вася, кончай бодягу толочь! — произнесЗондер резко, влепясь немигающим взглядом. — Ты меня на лагерный манер незабалтывай, ладно? Разговор у нас вполне конкретный, без умственных вихляний ирассусоливаний.

— Не вижу пока что-то конструктива.

— Будет конструктив, — кивнул Зондер. Наклонился кСмолину и сказал прямо-таки задушевно, доверительно, как брат родной. —Нельзя так себя вести, дядя Вася, в одиночку переть против коллектива, противсложившейся ситуации, против общей тенденции. — Сила — она ведь не вджоулях, а в коллективе…

— И это не конкретика, — сказал Смолин. На всякийслучай он уже тщательно, быстро и умело прикинул, как будет бить и куда,если и в самом деле Зондер спятил окончательно и начнет вдруг дергаться.

Не понадобилось. Зондер улыбнулся прямо-т??ки безмятежно:

— Ну ладно, держи конкретику…

Он плавным движением перекинул из-за спины под мышку своюнебольшую плоскую сумку. Смолин даже не встрепенулся: видел, что пушки там нет.Окажись в сумке пистолет, она мотнулась бы совершенно иначе, утяжеленная…

Зондер извлек стопочку печатных листов, освободил ее изпрозрачного файлика и протянул Смолину:

— Самая конкретная конкретика, дядя Вася. Конкретнеенекуда.

Листы были скреплены степлером в верхнем правом углу, ипереворачивать их было поначалу несподручно. Зондер с готовностью принялся емупомогать, приговаривая:

— Учредительные документы… устав… все прочее…

Читать все целиком Смолин не собирался, он иногда выхватывалвзглядом отдельные абзацы: действительно, вполне отточенные юридическиеформулировки, отличная казенщина… учредительные документы Шантарской гильдииантикваров, устав таковой, письма в инстанции, призывающие должным образомзарегистрировать в соответствии с… Даже на первый взгляд видно, что всетщательно проработано. И повсюду тот же самый юридический адрес: Кутеванова,двадцать семь. Кое-что из этого он успел просмотреть тогда у Врубеля вотсутствие хозяина, но это, без сомнений, полный пакет…

Председатель и правление… Кодекс чести антиквара, надо же… вцелях пропаганды культуры и отечественной, а также зарубежной истории…лекционная деятельность… воспитание молодежи…

— Не напрягайся, — сказал Зондер. — Домапочитаешь как следует, это ж твой экземплярчик. Обрати внимание: вотздесь… — он ловко перелистнул до нужной страницы. — Вот здесь уже всерасписались как учредители, только одна графа не заполнена — то бишь не имеетсяподписи В. Я. Смолина. Нужно будет подписать, дядя Вася, чтобы дело нетормозилось. И там, где письма в инстанции, одной твоей подписи не хватает. Воттут… тут… и вот тут… Сам видишь, из-за тебя тормозится только. Дело большое,серьезное…

— Так, — сказал Смолин. — Председателем унас, стало быть, Врубель… И ты у нас тоже есть, шестой по счету… В какомкачестве, если не секрет, Митя?

— А там четко написано, потом почитаешь, —усмехнулся Зондер. — Популярно излагая — гильдия формируется из торговцевантиквариатом, а также искусствоведов, представителей общественности и народныхизбранников. Я, как легко догадаться, представитель общественности. Активист,можно сказать. Сочувствующий беспартийный, — он хохотнул. — Я к тебезавтра утречком подскочу, идет? Ты же не на квартире теперь, в особняке скрасоткой? Наслышаны о переменах в семейной жизни, Шантарск — деревнямаленькая… Позволь-ка.

Он забрал у Смолина листки, аккуратнейшим образом упаковавих в файлик и положил Смолину на колени. Глянул в глаза холодно и цепко:

— Ты ведь ранняя пташка, дядя Вася? Я к тебе часиков вдевять утра подъеду — время поджимает, сроки горят, пора сдавать документы,пока ситуация благоприятствует…

— Не гони лошадей, — сказал Смолин. — Я,по-моему, ничего еще никому не обещал, если рассудить и прикинуть. Идокументики эти первый раз в жизни вижу.

— Вот и проштудируешь вечерком. От и до. Не станешь жеотрицать, что дело полезное? Ты сам сколько лет твердил, что гильдия нам нужнапозарез… Было дело?

— Было, — сказал Смолин бесстрастно.

— Ну вот, здесь тебе и гильдия на блюдечке.

— Ну а если я, предположим, в нее вступать нехочу? — спросил Смолин. — Ввиду изменившихся историческихобстоятельств?

— Это которых?

— Да просто изменившихся. Раньше считал, что гильдия нужнапозарез, а потом передумал.

— Не надо, дядя Вася, — проникновенно сказалЗондер, уставясь холодными, прозрачными глазами. — Дело хорошее, нужноедело… все мы должны быть в коллективе, в одной лодке… Что же, из-за тебя теперьвсе бумаги переделывать? Столько труда угрохано… Сам подумай, как это будетвыглядеть: все до единого в коллективе, один дядя Вася себя коллективупротивопоставляет. Некрасиво как-то смотрится. Не поймут и не оценят.

— Да перебьюсь, — сказал Смолин с улыбочкой.

— Дядя Вася, не дури, — сказал Зондер, все так жеглядя в глаза. — Не порть хорошее дело, душевно тебя прошу. Ты посидивечерком, подумай, вспомни то и это, общую жизненную ситуацию прикинь, своивыгоды и возможные неприятности… Чреватое это занятие — себя коллективу противопоставлять,ох, чреватое. Многое ведь от твоей крутизны и не зависит… да и крутизна эта,знаешь ли… во многом чисто воображаемая.

Он говорил ровным голосом, без тени угрозы или неприязни, нов его прозрачных светлых глазах читалось такое, что Смолину стало чуточкунеуютно, хотя рубашка давно уже высохла и не липла больше к телу.

— Ты, главное, все взвесь, — продолжал Зондернегромко. — И возможные выгоды, и возможные хлопоты. В жизни нашей всевзаимосвязано, в один узелок закручено… В общем, я к тебе завтра подкачуутречком нагряну. А это тоже потом посмотри. Ну, ауфидерзеен, майне кляйне!

Он бросил поверх файлика толстый незаклеенный конверт изплотной бумаги, встал и, сделав Смолину ручкой, удалился по аллее —вразвалочку, ни разу не оглянувшись.