Смолин открыл конверт. Цветные фотографии Инги, которая явнои не подозревает о том, что ее снимают. И на каждом снимке где-то на уровнесердца пририсована небольшая мишень — аккуратно выведенные концентрическиекруги, крест-накрест перечеркнутые. Дом Смолина — опять-таки украшенныймишенью, на сей раз здоровенной, от цоколя до гребня крыши.

Аккуратно собрав фотографии в стопочку, тщательно ееподравняв, Смолин уложил их назад в конверт. Злости не было — некогда злиться,думать надо. Ну что ж, если и в самом деле по совету Зондера вспомнить то иэто, недавние события, общую жизненную ситуацию…

Улик ни малейших — ни один суд не признает эти дурацкиемишеньки уликой, доказывающей некие противоправные намерения. Неизвестно кемсделанные снимки, неизвестно кем пририсованные мишени — дурацкая шутка, ага…Интонацию тоже к делу не подошьешь. Об интонации, как в старом анекдотеговорилось, и речи не было…

Хотя ситуация ясна как таблица умножения. И вот теперь-тоясно, кто мог двинуть Шевалье кастетом в затылок. Зондер — мог. Очень ужидеально мозаика складывается. Зондер — мог…

И Смолин с пронзительной ясностью понял, что времени у негонет совсем.

Заметив издали изящную фигурку, Смолин притер машину ккромке, девушка проворно ее обежала со стороны капота и с большой сноровкойзапрыгнула внутрь. Смолин сразу же тронул «паджерика» — поскольку неподалекуимелся знак насчет запрещения всех и всяческих остановок, а метрах в тридцатиторчала машина гаишников.

— Ну и как мне это свидание расценивать? —поинтересовалась Яна медовым голоском. — Дядя Вася, неужели наконецрешился?

— Мимо, — проворчал Смолин, выруливая в крайнийправый.

— Ну, а может все-таки?

— Помолчи, прелестное создание, — сказал Смолин,вертя головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов. — Обстановкавокруг сложная, не до глупостей…

— И за коленки хватать не будешь?

— Цыц…

— Совсем-совсем?

— Чадо, помолчи, я тебя умоляю, — серьезно сказалСмолин.

Девчонка примолкла. Непринужденно вытянула сигаретку из еголежавшей в лотке пачки, большим пальцем надавила прикуриватель.

— Не работает, — сказал Смолин, покосившись нанее. — Зажигалку возьми, под газетой…

Высмотрев подходящее местечко, он крутанул руль, ловковтиснул «паджерик» меж черным лаковым джипом и совершенно убитой «шестеркой».Выключил мотор, опустил до половины оба окна и откинулся на спинку. Хотя онсмело мог себя причислить к старым циникам, все же нужно было сделать над собойопределенное усилие, чтобы прямым текстом обсуждать такие вещи с юнымобворожительным созданием. Пусть даже создание это — насквозь современныйэкземпляр, та еще оторва. «Поколение наше, — подумал он, — во многихотношениях невероятно старомодное все же, и трудно перестраиваться…»

Он тоже сунул в рот сигарету, обернулся к девушке и неспешноокинул ее взглядом, исполненным насквозь деловой хватки. Черт знает что вырослок девятнадцати годам в соседней квартире — бегал-бегал этакий заморыш сножками-спичками и совершенно неинтересной мордашкой, а вот поди ж ты…Очаровательная блондиночка в черных брючках и белом топике, фигурка идеальная,полуобнаженный бюст идеальный, а главное — вид абсолютно невинный, этакаямонашенка. Вот то-то и оно. На всех нормальных субъектов мужского поладействует убойно — но особенно взыграет ретивое у ровесника Смолина, склонногок тому же к охоте именно за такими вот едва распустившимися цветочками. «Долженклюнуть, сволочь, — подумал Смолин. — И не просто клюнет, зараза, вштаны кончит, если ее еще и приодеть чуток сексуальнее…»

Яна ответила на его пристальный взгляд улыбочкой, не вполнеи гармонировавшей с обликом юного непорочного создания.

— Нет, правда, дядя Вася, — сказала она совершеннобудничным тоном. — У тебя на меня стоит?

— Не вгоняй старика в краску.

— А серьезно? Ведь стоит…

— Ну, допустим.

— Не «допустим», а «точно».

— Ладно, — усмехнулся Смолин. — Точно.Довольна?

— Нет, — сказала Яна. — Это констатация фактаи не более того. А мне нужны конкретные результаты. Дядя Вася, ну решайся тынаконец и бери меня в любовницы. Честное-пречестное, все уже умею. А еще якрасивая и умная. Со мной приятно показаться в общественных местах, тебезавидовать будут. Если не веришь, что я настоящая Марья-Искусница, можноустроить тест-драйв, хоть сегодня. Прикинь еще раз: красавица, умница, изприличной семьи, наркотики не употребляю, пью мало, могу даже, если потребуешь,сугубую верность хранить на весь срок действия контракта. Меня бы вполнеустроила штука баксов в месяц… ну и шмотки временами. Тебя ж это не разорит?Что ты так уставился?

— Бог ты мой, — сказал Смолин, не в силах сдержатьухмылку. — Тебя родители мясорубкой убили бы, если бы услышали сейчас…Интеллигентнейшие люди, кандидаты наук, на великих достижениях мировой культурытебя воспитывали, в университет пристроили…

— Фига — пристроили. Я сама сдала. Говорю же, умница.

— Не цепляйся к частностям. Я не о том.

— Ага, — сказала Яна с нескрываемойиронией. — И чего добились на сегодняшний день интеллигентнейшие люди?Старую работу сохранили разве что, а не в сетевой маркетинг пошли… Дядя Вася,ну что ты, пардон, дуркуешь? Ты ж сам прекрасно понимаешь, что старые жизненныеценности медным тазом накрылись. И шнурки мои, хотя я к ним нешуточную симпатиюиспытываю, в нынешних реалиях не более чем бичева. И я такая же буду черезэнное количество годочков со своим пусть даже красным дипломом. Скажешь, можновсе же хорошее место найти? Верю. А если карта не так ляжет? И придется допенсии горбатиться на убогом жалованье…

— А тебе нужно все и сразу?

— Ничего подобного, — серьезно возразилаЯна. — Я умная, не забывай. Не все и не сразу… просто я в убогостибарахтаться не хочу. Хочу определенного достатка, уже сейчас, пусть даже радиэтого и придется жить так, что шнурки в ужас пришли бы, узнавши…

— Эскорт… — со светской улыбкой сказал Смолин.

— Предлагали, — еще серьезнее промолвилаЯна. — У нас в универе, если ты не в курсе, чертова уйма девочекподрабатывает. Я обдумывала. Не смогу. Ну вот противно мне с вереницейсовершенно незнакомых мужиков, которые с тобой имеют право вытворять чтоугодно… Именно в количестве загвоздка, а не в «облико морале». А ты — вполнеимпозантный мужик, мне с тобой спать было бы нисколечко не противно, правда. Втебе есть шарм, дядя Вася… а всякие садомазохизмы ты наверняка не любишь, а?

— Терпеть ненавижу, — сказал Смолин.