— Вы уверены? — спросил заочно знакомый.

— Уверен, — сказал Смолин. — Я не знаю, ктоубил, но, кажется, знаю практически наперечет всех, кто затеял. Ну, может, естьеще один-два игрока, но это опять-таки детали… Один крохотный, но существенныйнюанс: доказательств нет ни малейших. Ни малейших, честное слово. А потому ниодной фамилии и ни одного эпизода вы от меня, пардон, не услышите. Или вынастолько юные и наивные, что полагаете, будто подобных ситуаций не бывает?Когда все лежит на поверхности и имена известны наперечет, а предъявить ничегоневозможно?

Он намеренно сделал долгую паузу — но они молчали, все трое.Не были они ни юными, ни наивными. Прошло много времени, прежде чем совершеннонезнакомый промолвил тихо:

— А может все же…

— Нет, — сказал Смолин. — «Ни малейших» — этои означает «ни малейших». Их не прищучить, никого. А вот здания вы можете всамом скором времени лишиться… — он поднял ладонь. — Вот только ненадо вот этого… Щеки надувать не надо, ребята. Вы, конечно, взовьетесь сейчасорлами и будете кричать, что не допустите, костьми ляжете, и вообще… Да?Давайте побудем взрослыми. Мы все не пацаны, а жизнь нынче сложная и жестокая.«Рапира» — это, как выражался герой у классиков, очень бла-ародно, но есть ещеи се ля ви… Положа руку на сердце, фигурой был один Шевалье, а все прочие никакне фигуры, в том числе и я. Ну да, в Шантарске там и сям сыщется масса хорошихлюдей, прошедших «Рапиру», иные занимают кой-какие посты… именно что кой-какие.Никак не те, с которых можно что-то затормозить и блокировать. Остается митингу администрации устраивать, петиции сочинять… вы сами-то к этому серьезноотноситесь, а?

— Но можно же что-то сделать… — сказал смутнознакомый.

— Боюсь, ничего нельзя сделать, — сказалСмолин. — Я специально озадачивал своего адвоката, а он у меня прохвост,каких мало… в хорошем смысле. Так вот, он с ходу, не особенно и напрягаясь,выложил четыре законных схемы, по которым вас могут недельки через две выпнутьна улицу. Законных. Четыре. Подозреваю, что их может оказаться и больше. Ужповерьте на слово. Я в этой истории — лицо заинтересованное. Не буду, ужпростите великодушно, углубляться в детали, но меня прессует, очень похоже, таже компашка и по тому же делу… а прогибаться я решительно не намерен. В жизнираком не вставал и не встану.

— Нет, но можно попытаться… — не унимался смутнознакомый.

— Вы где работаете? — вкрадчиво спросил Смолин.

— Ну…

— Да ладно, — усмехнулся Смолин. — Вас зовутОлег… Ровдугин, Радугин…

— Ролдугин.

— Ага, Ролдугин. Вы из ФСБ… вроде бы еще майор, да?

— Да.

— Вот именно, — сказал Смолин. — Майор. Итоварищ Горобец тоже майор… а вы, кстати?

Совершенно незнакомый поднял голову:

— Космынин, МЧС. Подполковник.

— Вот то-то, — сказал Смолин. — В смысле —увы. Майоры, подполковники, один и вовсе рядовой запаса, то бишь я… Можетегде-нибудь накопать генералов? Хороших, больших генералов? Губернатора бы намеще, крупняков парочку, шантарских, а еще лучше столичных… Найдется у вас? Судяпо вашим лицам и молчанию, нет надежды… Майорами нам ничего не остановить, втом числе с фээсбэшными. Вы уж поверьте на слово, что все так и обстоит, как яговорю.

— Ну а делать-то что? — тихо спросил Горобец. Еслиничего нельзя сделать, зачем вы нам все это говорите? А, Василий Яковлевич?Ладно, давайте считать, что я вам верю. Кого попало сэнсэй не взял бы вдушеприказчики… Ну а делать-то что?

— Есть тут один нюанс… — сказал Смолин. —Законным образом сделать ничего нельзя. Исключительно грязными методами… нотут, собственно, появляется второй нюанс. Вы все — люди при погонах и придолжностях. Вам, ребятки, нельзя… — он ухмыльнулся широко,невесело. — Да вы и не сумеете. Вы просто не умеете. Не так вас Шевальевоспитал. А вот ваш покорный слуга — другое дело. Конечно, на кровь я не пойдуникогда. Но когда против меня играет грязными методами грязная сволочь… котораяк тому же крови как раз не боится… В общем, я ручонки запачкать не боюсь, есличто. И кое-что умею… Вот только без вашей помощи мне все же не обойтись.Подмогаете?

Он обвел собеседников внимательным, цепким взглядом.Улыбнулся про себя: ну конечно же, в них моментально взяли верх инстинктыслуживых людей, к тому же воспитанных знавшим свое дело человеком. Настороженноони на Смолина уставились, не без явного подозрения. Кота в мешке покупать нехотели, боялись, чтобы их втемную не использовали неизвестно в каких делах… Чтоже, вполне здоровые рефлексы, других и ожидать не следовало.

— А в чем, собственно, помощь должназаключаться? — осторожно поинтересовался Ролдугин.

Смолин широко улыбнулся:

— Самое смешное — в том, чтобы соблюдать законы.Скрупулезно и бдительно. Не дать, скажем, рассыпать уже возбужденное уголовноедело… или проследить, чтобы дело не забыли возбудить, как кое-где у нас поройслучается. Одним словом, играем в открытую. Я знаю, кто, знаю, зачем и почему.И постараюсь в самые сжатые сроки их прищучить… пока они не прижали меня. Ягрязные штучки буду откапывать… но исключительно для того, чтобы сволочьполучила свое. Грубо говоря, я буду подбрасывать кошелек Кирпичу в карман… этосамая лучшая аналогия. Потому что иначе этих не остановить. У кого-нибудь естьвозражения морального плана?

— А убийца? — почти сразу же спросил Ролдугин.

— Убийца… — задумчиво протянул Смолин. — Естьу меня подозрение, что на убийцу можно будет выйти в процессе. Когда проколютсязаказчики… Ну так что, я могу на вас рассчитывать? Или вам посовещаться нужно?Пожалуйста, я на площадке покурю…

Они переглянулись. Реплик не последовало. Ролдугин сказалрешительно:

— Но если окажется, что вы…

Смолин сказал почти весело:

— Ну да. Если окажется, что я вас обманул и на самомделе решал с вашей помощью свои собственные дела, вы меня, по Андерсену,зажарите, ошпарите, задушите… и что там еще. Согласен заранее. Хоть с кашейешьте… но ведь не придется. Правда, не придется. Такая уж игра. Я вам сейчас,не называя никаких имен, просто-напросто расскажу сказочку. Жил-был торгаш, безособых деловых способностей, но с пребольшими амбициями. Дрянь человек. И жилеще…

Задумчиво шагая к машине безлюдной тенистой аллейкой, Смолинпосле короткого анализа ситуации решил, что все же добился определенныхуспехов. Некоторая настороженность у этих ребят не пропала, но лед, в общем,тронулся. Можно на них полагаться, если что — а полагаться, чует душа, в самомскором времени придется. Главное, они с лету поняли и согласились с тойопасностью, которую Смолин им открыто озвучил: в «Рапире» слишком многое былозамкнуто на Шевалье, Шевалье был Личность, а теперь… Можно ожидатьвозникновения группировок и борьбы за лидерство — не оттого, что одни будутхороши, а другие плохи, боже упаси, все иначе. Одни хотят идти к благороднымцелям своим путем, другие — вторым, третьи — третьим. Как показывает историячеловечества, частенько именно с такого расклада, а не плакатногопротивостояния «хороших-плохих» и начинается резня с дымами пожарищ до небес.Расколовшуюся на несколько группировок «Рапиру» сожрут вовсе уж быстро ибеззастенчиво — хотя бы под предлогом наведения порядка и возврата к наследиюШевалье. Если вспомнить…