– Прекращай вести себя как придурок. Я поправила куртку, чтобы ребёнок спокойно спал на моем плече. С чего ты вообще взял, что можешь делать подобные выпады и говорить, что я твоя жена? – поправляю её куртку и забираю корзину.

–Потому что ты ждёшь моего ребёнка. И имей ввиду. Больше никаких нахер платьев, – шиплю я.

– Перестань постоянно ругаться. Здесь все меня знают, и если бы я вышла замуж, мои родители сообщили бы всем, уж поверь. Некоторое время назад я тебе сказала, что никаких претензий. Я делала это для себя, – берет с полки спаржу и с силой кидает мне в грудь. – Кроме того ты просто напыщенный петух, который охраняет свою территорию.

– Петух? Ты в курсе, что это оскорбление? Получается, ты моя курица, – ловлю очередную пластиковую подложку с редисом.

– Ты меня бесишь, не хочу с тобой разговаривать. Иди, оплачивай, я подожду тебя на улице, – поправляет кофточку на плечах ребёнка, я беру её за руку и тяну к кассе.

– Да хрен тебе, будешь стоять со мной рядом, пока все эти недоноски не увидят, что ты не одна. И только попробуй отойти хоть на шаг, – рычу я, достаю свободной рукой портмоне, передаю девушке, все так же удерживая её за руку, выкладываю продукты на ленту.

Расплатившись, нам складывают все в пакет, как школьники мы выходим из магазина, держась за руки. Эмерсон молчит и не смотрит в мою сторону, явно раздражённая. Пацан нагло спит на её плече, пуская слюни, пока папка выпрыгивает из штанов, чтобы никто не увёл нашу девушку. Ничего, как вырастет, поймёт, что иногда надо шевелить булками и удерживать, даже когда она этого не хочет. Это все напускное, чтобы показать, какая она самостоятельная. Мне эту пыль в глаза не надо сыпать, нажрался уже на жизнь вперёд.

Мы быстро пересекаем улицу, подходим к дому, я открываю перед ней двери в милый дом её родителей. Почему милый? Да он в старых традициях образцовых американских семей, мама с кудрями и широкой повязкой на аккуратно причёсанной голове, передник с рюшами и домашнее платье. Отец одет в рубашку и брюки, образ дополняют тапочки и газета, которую он читает, пока его жена хлопочет на кухне. Обои в цветочек, арки, увитые цветами, и приятные пухлые диванчики. Все говорит об образце того, как семья должна выглядеть. Я же снова погружаюсь в себя, просто наблюдая, как они передают тарелки друг другу с этой счастливой улыбкой. Я бл*дь просто хочу для себя такого. И виновница Эмерсон. Если бы не она, я бы так и находился в своей зоне комфорта, в среде, где все жены бл*ди, а мужья бл*дуны.

И именно в таком обществе должен вырасти мой сын и наш будущий ребёнок, в чёртовой семье, где нет такой мамаши как моя. Которая так долго таскалась, что забыла вернуться. Попросила отходные и алименты на пожизненное содержание. Сын был ей нужен только для прикрытия. Все, что её интересовало, – это деньги. Желчь растекается у меня внутри, я не слышу, что мне говорят, не вижу побледневшее лицо моей девушки, теперь уже Моей, когда я сильней сжимаю её руку.

Я моргаю, образ моей матери постепенно рассеивается, и тревожные глаза Эмерсон, которая нежно заглядывает в моё лицо, возвращают меня на землю. Отпускаю её, как только уровень тревожности во мне сменяется отрешением, кажется, я схожу с ума, снова сделал ей больно.

Её мама немного ниже своей дочери, забирает спящего ребёнка и уносит в гостиную, где уже накрыли на стол. Я стою на месте, словно прилипший к полу, не могу пошевелиться, в груди болезненно сжимается, отчего я зажмуриваюсь, хватаю воздух ртом. Прикосновение к моему лицу, мягкое поглаживание, и я снова смотрю в голубые глаза девушки.

– Все хорошо, не нервничай. Мы поужинаем и вернёмся к тебе в дом, – говорит Эмерсон.

– Домой… – хрипло произношу я. – Скажи: вернёмся к нам домой, – в моем голосе звучит мольба, волна паники, снова это чувство одиночества, я как маленький цепляюсь за неё, за этот образ, чтобы не потеряться снова.

– К нам домой, – говорит она и ведёт меня к столу.

– Хоук? Я думал это Рей, – её отец проходит мимо нас, злобно усмехаясь, я тут же морщусь, мгновенно приходя в себя, испытываю злость по отношению к этому человеку. Он только что назвал меня каким-то п*дрилой.

– Пап, он не понимает шуток, – Эмерсон показывает куда садиться.

– Ну почему же, очень даже понимаю. И сам люблю пошутить, – ухмыляюсь, беру тарелку и протягиваю Эмерсон.

– Трой уже сообщил нам радостную весть. Поздравляем вас, ребёнок в нашей семье, ещё и второй. Ещё вчера у нас не было ни одного внука, теперь будет два,– её мама целует Трентона в щеки и гладит макушку со светлыми волосами. – Он такой хорошенький. Давайте, как только у вас будет свободное время, и вытащат эту штуку из него, я хочу чаще видеть мальчика. Будете оставлять его у нас и ходить на свидания, – она снова целует его, кривит мордочки. – Так как вы познакомились, расскажите?

– Ну… – тянет Эмерсон, накручивает локон своих волос на палец и прячет глаза.

– НУ? – тут же заинтересовано подхватывает её отец, подмигивает мне по-братски, я делаю то же самое в ответ. Вот и выдался отличный момент для шутки, папаша должен оценить.

– Меня сбила машина, и мои кишки расп*дарасило по лобовому стеклу. Эмерсон просто замечательная, спасала мою порочную душу.

В гостиной воцаряется мёртвая тишина, даже пацан перестал сосать из бутылочки и внимательно уставился на своего папку.

– Ну, это очень…– кажется, даже у мамы не хватает слов, чтобы описать свои чувства от сказанного мной. Я тут же растекаюсь в улыбке, папаша прикрывает губы в странной ухмылке, но это ведь не все. Он очень жестоко надо мной пошутил.

– Да, ладно я пошутил, – все выдохнули, особенно Эмерсон. – На самом деле мы друг друга сняли в ночном клубе, я чтобы трахнуть её в машине, а она, чтобы заделать ребёнка, – растягиваю искреннюю улыбку до ушей. – И это лучшее, что случилось в моей жизни за этот еб*ный период комы.

Все молчат, я смотрю на Эмерсон, которая пытается делать вид, что злится, но на самом деле старается не засмеяться. Отец встряхивает газету, складывает её пополам и убирает на стол. Затем подходит ко мне и протягивает руку.

– Приятно познакомиться, Хоук Карпентер. Теперь точно запомню, как тебя зовут, – садится рядом со мной, кладёт салфетку на стол, на неё вилку, подталкивает меня локтем в бок, я оборачиваюсь. – Хорошая была шутка.

Толчок с другой стороны заставляет меня заткнуться, я и так уже сказал слишком много. Не буду расстраивать девушку, пусть осознает, что теперь все изменилось, и её варианты с самостоятельностью не для нас.

– Ты окончательно бросил курить? – отец, которого выписали на днях, останавливается рядом со мной.

– Давно пора, если не хочу сдохнуть, – прищурив глаза, наблюдаю за детской зоной, на которой играет Эмерсон с ребёнком.

Вечерняя прохлада уже накрыла Нью-Йорк, принося с собой чувство усталости и расслабленности. Девушка так привычно играет с ребёнком, будто именно она его родная мать. Мне приятно наблюдать за подобным.