У меня от одной мысли как собака воспаленную рану вылизывала и что при этом можно чувствовать, иней на бровях появился. Специально потом справки наводил о состоянии этого мужичка. Его в больничке четыре дня продержали и отпустили. Заживало все… как на собаке. Ни следа воспаления. И еще рана была не зашита. Она была склеена. Запах от смолоподобной субстанции, что покрывала разрыв в коже, был как от пихты. Снимать не стали. Было ясно, что использованный метод был суперэффективным, хотя и незнакомым городским докторам.

Виноватая до последней хромосомы женщинка сидела на краю стула в сияющей хирургической чистотой кухне. Нежные пальцы торопливо перебирали край симпатичного ситцевого фартучка, то и дело проводя ногтями стремительные «стрелки». Большим зеленым глазам с прозрачным дном и уровнем жидкости на ресницах соответствовали и розовые ушки, трогательно выглядывающие из-под рыжеволосого каре, и неподдельно дрожжащая, по-детски оттопыренная нижняя губа. Каждое слово сопровождалось длительным судорожным всхлипом, а уже потом вибрирующим от рвущихся слез щебетанием. Миниатюрная представительница городских эльфов пыталась внятно пояснить мне, что подвигло ее использовать в семейных отношениях чисто вымытую сковородку. Видимо без присутствия потусторонних сил не обошлось, ибо в последнее мгновение, по сути, – пластина чугуна, была довернута для посадки на череп мужа все-таки дном, а не ребром.

– Ой, мля-а-а! Ой, япона мать! – содержательно излагал свою версию происшедшего пострадавший супруг. Он уже несколько раз попытался свести толпу в белых халатах в одного доктора, но упрямые глаза снова и снова сообщали ему, что приехал не один врач, а пятеро. И все одинаково машут руками и шевелят лицом. И жен было на удивление больше обычного. Кость, конечно, оказалась на диво прочной и не пропустила дополнительного железа в мозговой кровоток пациента. Но сам по себе удар был достоин знаменитого Маленького Дракона. Главное в таких ситуациях – правильная мотивация! Пришел под градусом, нахамил незаслуженно жене-дюймовочке – получи алаверды. От нашего стола вашему хлебальнику.

Пока ехали в больничку, дважды пришлось остановиться и дать пациенту подышать воздухом и поблевать. Порадовало заключение подранка: «Сам дурак, сам и виноват. Она ж у меня такая маленькая! А я дурак обидел».

* * *

Соседская ненависть – тема отдельная и богатая на примеры. Имеет исторические корни и социальные предпосылки. Если бы ее взялись изучать и применять стратеги в военных академиях, человечество уничтожило бы само себя в рекордные сроки.

Чемпионами в этой теме являются скучающие, но относительно здоровые телом пенсионеры. Мелкие пакости нынче не в ходу, хотя для разминки используются. Но иногда разворачиваются такие многоходовки, что именитые шахматисты от зависти страдают несварением желудка. Разбор полетов продолжается годами и служит топливом в жарких околоподъездных дискуссиях многочисленных зрителей. Куда там мексиканскому «мылу»!

Дон Педро (в миру Петр Степаныч) только что отработал дежурную матерную артподготовку по соседу, окончательно потерявшему совесть в соседней лоджии. Дон Хуан (не подумайте плохого – испанская версия Ивана Сергеевича), ухмыляясь в густые усы, раскочегарил саморезанную трубку и с наслаждением провел напильником по листу жести, аккуратно зажатому в тиски. Дон Хуан был рукодельником. От звукового сопровождения процесса его рукоделия ни одна кошка не селилась в радиусе трехсот метров от их проклятого кошачьим богом адреса. Крысам, кстати, было наплевать. И они где-то даже фанатели, подпевая в подвале и создавая предпосылки возникновению панк-рока.

Глуховатость Дона Хуана и большинства пожилых соседей позволяла спокойно переносить мелкую производственную какофонию. Они просто не слышали верхний регистр, уходящий в ультразвук. Но Дон Педро имел неосторожность в молодости закончить музыкальное училище по классу народного вокала. И потому слух имел отменный, тренированный и не побитый склерозом. Он слышал все. Все! Любовно протаскиваемый напильник по мелко вибрирующей железяке вызывал у него судороги кишечника и приступ вселенской ненависти к исполнителю.

Ответить аналогично Дон Педро не мог. Но мыслительный процесс старого массовика-затейника не останавливался ни на секунду. «Эврика! А не развесить ли мне в лоджии вчерашний улов подлещиков?! Повялить, так сказать. Заодно и соседушку-гада ароматами порадовать. А самому на недельку к дочке. Давно звала». Решено и принято к исполнению!

Где-то на середине процесса развешивания неосторожное перетаптывание на табуретке закончилось падением. Нехорошим. На спину. На какой-то традиционный балконный хлам.

Услышав грохот и тревожную тишину потом, Дон Хуан пересилил презрительное нелюбопытство к враждебной территории и заглянул к соседу…

– Медик-16, Медик-16! Дуси Ковальчук… этаж… квартира… Взрослая травма с потерей сознания. Бегом давай и отзвонись сразу. «Шоки» далеко. Но кого-нибудь, если надо, подошлем. 16.40.

– Медик-16 вызов принял, 16.40. Поехали.

Падать на спину плашмя нехорошо в любом возрасте. Особо это нездорово, когда уже страдает координация и мозжечок не успевает отработать траекторию приземления с минимальными травмами. Да и скелет уже изрядно поглодал остеопороз. Хрупкий он у стариков.

По всему выходило, что Петр Степанович повредил позвоночник. Серьезно. И только спасительное беспамятство хранило его сейчас от болевого шока. Иван Сергеевич практически мгновенно вскрыл замок соседу и обеспечил доступ на территорию условного противника. Уже через несколько минут возникла проблема правильной транспортировки. Нужен был щит, твердая пластина, на которой (и только так!) следовало переносить пострадавшего. В квартире толклось несколько соседей, готовых помочь с переноской. Дон Хуан исчез, испарился. Странно, вроде только что был здесь, активно суетился… Раздалось пыхтение и фырканье. Злобный Дон ввалился в комнату, усы стояли дыбом как у моржа. В руках была дверь от стенного шкафа. Его собственного, из квартиры в соседнем подъезде.

– Ловко вы! И быстро сообразили!

– Мастерство не пропьешь! Махом скрутил! Бабка даже заорать не успела!

Иван Сергеевич победно обвел взглядом сокола соседей. «Да, дед, мастерство не пропьешь, и человечность тоже».

Донесли до машины вчетвером да еще двое помогали в разворотах на площадках.

Иван Сергеевич поехал с нами. Всю дорогу тискал морщинистую клешню старинного неприятеля и подозрительно хлюпал носом. «Ништо, Степаныч, ништо-о! Мы с тобой ещё тово… полаимси ыщщо… ты главное тово… ну сам знаешь… тово-етово… держись, коняка старая… Чо я зря штоль… дверь опять же скрутил… Не зря ж… Выздоравливай давай…»

* * *

Долгожданная пауза на ужин проходила в одиночестве, в укромном углу тихого двора. Мой водитель самого сексобильного возраста полдня мне рассказывал, какая у него случилась мужчинская удача! Судя по горячечным описаниям, вожделеемый объект был сексуальным мутантом из фантазий подростка. Изнывающий любовник купил мое молчание и отказ от нормального ужина двумя бутербродами с докторской колбасой, термосом кофе и мороженым в вафельном стаканчике. Бутерброды уже закончились, кофе отпил, по-честному, наполовину и теперь наслаждался пломбиром. Приближалась самая замечательная часть ритуала поедания мороженки – донышко, которое следовало целиком поместить в пасть и с тихим воплем счастия зажевать. Ага! Щазззз…