— Почему же он сам до сих пор находился наверху?

— Ему поручили проверить террасу, посмотреть, все ли покинули ее.

— И?

— На лестнице ее тоже не было. Я спустился на первый этаж, выбежал на улицу и встретил вас.

— То есть она осталась наверху?

— Не знаю. Но официант ее тоже не видел. Она могла остаться на террасе.

— Ваши коллеги обыскали террасу. Девушки там не было.

— Возможно, она спустилась на лифте или по лестнице позже?

— В это время никто не спускался, за лифтом и лестницей следили.

Молодой следователь устало потер лоб, затем молвил:

— Растворилась в воздухе?

— Думаете? — улыбнулся Тарас Адамович. — Не слишком ли часто в этом городе молодые девушки растворяются в воздухе?

Господин Менчиц в изумлении поднял на него глаза. Знать бы, о чем думает бывший следователь. О сестре Миры, пропавшей при столь странных обстоятельствах? Но Вера Томашевич перед своим исчезновением не ужинала с Михалом Досковским. Или же они что-то упустили из виду? Тарас Адамович поднялся, жестом остановил гостя, который тоже вскочил.

— Я возьму некоторые бумаги, вернусь через минуту, — сказал он и пошел в дом.

Комната Эстер встретила его теплыми солнечными лучами из-под занавески, окутала уютом. С появлением Миры она преобразилась. Раньше эта комната казалась ему холодной, в ней его охватывала тревога. Картотечный шкаф нависал глыбой, а от пустых ящиков веяло забвением. И хотя сейчас бумаги они складывали только в один из них, следователь чувствовал — шкаф не такой, как прежде. Как и Эстер. Говорят, дома, в которых не живут, быстро ветшают. Может быть, печатные машинки, клавиш которых долго не касаются пальцы, также умирают? Может, он слишком жестоко обошелся с Эстер, оставив ее в одиночестве так надолго?

Она величественно стояла на столе, как королева. Однако утреннее солнце не страшилось этой холодной неприступности, тысячекратно посылая в гости к ней игривых зайчиков. А в послеполуденную пору придет Мира, коснется клавишей своими тонкими пальцами, напечатает еще один протокол. Конечно, все эти их бумаги не имеют официального статуса. Протокол — документ, издаваемый учреждением и заверенный должностным лицом. А кто они? Просто старик и девушка, которая разыскивает сестру. Куда пропала балерина? И как? Тоже спряталась за вуалью, пофлиртовала с последним видевшим ее мужчиной и растворилась в воздухе, как та блондинка с яблочной ноткой в духах?

Он решительным движением выдвинул ящик, достал папку. «Дело похищенной балерины» — написано аккуратным почерком Миры. Но в самом ли деле похищенной? А если Вера Томашевич пропала так же, как и таинственная спутница Михала Досковского? Вот и нужный лист. Протокол допроса свидетеля Миры Томашевич. Абзац, который он искал.

На веранду к молодому следователю хозяин дома вернулся в глубокой задумчивости. Две вещи беспокоили его, однако о них он не обмолвился ни словом. Поставил на стол яблочный пирог, только вынутый из печи.

Яков Менчиц, ни о чем не спрашивая, с удовольствием принялся за угощение. Иногда он обладал неплохой интуицией — сейчас Тарасу Адамовичу было не до ответов на его вопросы. Бывший следователь разложил перед собой письма, на которые не было времени ответить уже несколько дней.

Мосье Лефевр писал о победах на французской части фронта и, похоже, вдохновленный успехами соотечественников, также перешел в наступление — на шахматной доске. Тарас Адамович расчистил вертикаль для ладьи, скупо похвалил французских союзников, воздержался от комментариев по поводу событий на русской части фронта. Вежливо поинтересовался гастролями русского балета в Париже, чтобы дать мосье Лефевру повод описать свои походы в театры, и отложил письмо.

Жаль было оставлять без ответа письмо герра Дитмара Бое — партия обещала быть интересной, но отправить корреспонденцию немецкому партнеру сейчас было не проще, чем арестовать Михала Досковского. В конце концов, все войны рано или поздно заканчиваются, а шахматные партии могут длиться бесконечно. Надобно просто подождать.

Тарас Адамович взял в руки последний, еще не вскрытый конверт. Этот из Грузии, от князя Эристави, история которого так заинтриговала Миру. Читать его надлежит, попивая знаменитый чай грузинских князей. Он также должен стать внушительным атрибутом для рассказа девушке о том, как именно деду Андрея Михайловича Эристави удалось создать первую в Грузии чайную плантацию. Поэтому пока письмо стоит отложить. Князь Андрей Эристави был грозным соперником, хотя чаще всего выигрывал те партии, когда писал из Грузии. Письма князя из Петрограда, где он временами жил, нередко приносили Тарасу Адамовичу победы с легким привкусом неудовлетворенности — князь писал поспешно, часто ошибался.

Может быть, и сам он ошибся из-за спешки? Не предусмотрел, не обратил должного внимания — потому Михал Досковский так легко выиграл «партию». Или еще не выиграл? Еще есть надежда? Впрочем, сейчас Тараса Адамовича смущало прежде всего то, что он до сих пор не постиг логику событий: каким образом пропала балерина и почему? Неужели это единственное, что побуждает его проводить расследование, — то, что он все еще не понимает роли Михала Досковского в случившемся?

И в очередной раз он мысленно возвращался к протоколу, напечатанному Мирой почти две недели назад. Это были ее воспоминания о том вечере, оставившие след в памяти девушки. Клавиши Эстер запечатлели на бумаге: «я вошла в гримерную, а Веры там не было. Другая балерина сказала, что Веру позвал знакомый. Я не удивилась, села подождать, однако Вера не возвращалась. Девушка предложила мне спуститься в партер, чтобы успеть занять место. Сказала, что к своему выступлению Вера точно вернется».

Кто этот знакомый, говоривший с Верой Томашевич перед выступлением? Не был ли это…

Сплошные догадки. Нужны факты. Кроме того, была еще одна деталь — бывшего следователя никак не покидала мысль о том, что аромат духов с яблочной ноткой определенно был ему знаком.

— Тарас Адамович, — прервал размышления хозяина дома Менчиц.

— Слушаю.

— Я не понимаю, как она могла исчезнуть, эта блондинка под вуалью. Это озадачило меня.

— Что вы предлагаете?

— Хочу вернуться в «Прагу», дабы обследовать помещение еще раз. Опросить свидетелей.

— Вчерашней ночью я это сделал: изучил помещение и опросил свидетелей.

— И у вас есть ответ?

— Возможно. Но вы же хотите прийти к выводу самостоятельно, не так ли?

Яков Менчиц, кажется, колебался.

— Думаете, она осталась на террасе? Спряталась, и ее не нашли? — спросил молодой следователь.

— Думаю, она спустилась.

— На лифте или по лестнице?

— На этот вопрос все же попробуйте найти ответ в «Праге», — улыбнулся хозяин дома.