Сильвестр Григорьевич в предпоследнем письме уже вывел вперед пешку, на которую, похоже, возлагал большие надежды. Фастовский шахматный партнер Тараса Адамовича был весьма неравнодушен к эксельсиору. Ему почти никогда не удавалось завершить этюд так, как планировал — обменом пешки на ферзя, однако он упрямо надеялся на это. Тарас Адамович иногда даже сомневался в стремлении своего партнера к победе. Временами ему казалось, что его главной целью в игре была именно эта пешка и ее путь.

Калитка скрипнула, Яков Менчиц, как и обещал, явился к Тарасу Адамовичу сразу по завершении ночного задания. Утренние газеты еще лежали нечитанные на веранде. Хозяин дома отвлекся от кадок, пригласил гостя к столу. Молодой следователь излучал энтузиазм.

— Нашли дом? — вместо приветствия спросил Тарас Адамович.

— Да, это было несложно, — кивнул молодой человек, — он довольно заметный, я не раз слышал о нем фантастические истории.

— В самом деле?

— Говорят, что коты у окон защищают жильцов дома. Но архитектор, кажется, и впрямь сумасшедший — не понимаю, зачем было лепить наверху еще и черта?

— Кто его знает, — пожал плечами Тарас Адамович.

— Хозяина не было дома, пришлось подождать, — продолжил Яков Менчиц. — Но господин Щербак, когда вернулся и услышал вашу фамилию, сразу согласился помочь.

Тарас Адамович кивнул, пододвигая гостю чашку со свежесваренным кофе и кринку со сливками.

— Добавляйте сахар по вкусу, — предложил хозяин и взял в руки папку, протянутую гостем. Открыл, хмыкнул.

— Хороша?! — то ли спросил, то ли констатировал гость и смутился.

— Споры о красоте — вечные споры, — улыбнулся Тарас Адамович, глядя на карандашный портрет девушки.

— Господин Щербак не удивился столь позднему визиту?

— Вовсе нет. Рисовал быстро, хоть я и не смог вспомнить многих деталей. Не уверен, такой ли у нее разрез глаз, цвет их вообще не запомнил. Сначала мне казалось, что губы были полнее, но когда художник их увеличил, я понял, что нет. Пришлось перерисовывать несколько раз. Сейчас она, как по мне, не слишком похожа на оригинал, но я не могу точно сказать, что именно не так.

Тарас Адамович потер подбородок, еще раз взглянул на портрет, затем отложил папку. Достал из кармана записную книжку и открыл ее.

— Попробуйте вспомнить как можно больше деталей. Расскажите о вашей встрече с этой барышней.

— Хорошо, попробую рассказать подробнее. Я постоянно вспоминал ее, пока художник рисовал: каждое ее движение и слово.

Тарас Адамович начал записывать. Мира придет лишь после полудня, напечатает показания Менчица, чтобы приобщить их к делу. И все же почему Михал Досковский в тот вечер оказался в ресторане? Кем приходится ему эта дама под вуалью? И почему она за столиком скрывала свое лицо?

— Я не спускал с нее глаз, как вы и приказали. Думал, она направится к лестнице, однако она пошла в другую сторону. Я поспешил за ней, она остановилась у террасы и оглянулась.

— Вуаль все еще была на ней?

— Да. Но я видел, что это молодая девушка. И голос у нее был звонкий.

— Что она сказала?

— Что не надеялась на сопровождение. Однако сделает исключение для такого… приятного господина, — Яков Менчиц покраснел.

— Что было дальше?

— Я сказал, что нужно вернуться и спуститься по лестнице. Во время пожара пользоваться лифтом опасно. Она опять засмеялась. Сказала, что забыла сумочку на террасе и хотела вернуться.

Тарас Адамович внимательно слушал, иногда что-то записывал. Поглядывая искоса на его записную книжку, Менчиц продолжал свой рассказ:

— Я сказал, что сумочка не стоит жизни. Однако она ответила, что в ней — чрезвычайно ценная для нее вещь и она готова рискнуть.

— Странно забывать сумочку со столь ценной вещью, — заметил Тарас Адамович.

— Да, я тоже об этом подумал. Она спросила, готов ли я рискнуть жизнью вместе с ней.

Тарас Адамович внимательно посмотрел на собеседника, перевел взгляд на яблоню, медленно сбрасывающую на землю листья. Она стояла уже без яблок. Ароматные ее плоды он собрал еще месяц назад, аккуратно нарезал ломтиками и высушил на чердаке. Теперь сушеные яблоки висели на кухне в мешочках. Тарас Адамович любил ими лакомиться или щедро насыпать полные горсти прибегавшим к нему мальчишкам. Иногда варил узвар, хотя и редко пил его, не в силах даже ненадолго отказаться от кофе и чая, страстным любителем которых был. А та девушка под вуалью… В аромате ее духов в тот вечер он почувствовал почти неуловимую яблочную нотку, которую сложно перепутать. Или же он слишком много времени уделяет своему яблоневому саду?

— Что было дальше?

— Она сняла вуаль.

— Почему только теперь? Вы задавались этим вопросом?

— Да… Мне показалось, что… она не боялась меня, не воспринимала, как угрозу. Все уже спускались по лестнице, наверху, кроме нас, никого не было. Вероятно, она не хотела показывать свое лицо кому-то из посетителей ресторана.

— Возможно.

— А еще… Мне показалось, она… хотела, чтобы я увидел ее лицо. Она улыбалась, будто…

— Привораживала?

Яков Менчиц, на миг заколебавшись, кивнул.

— А потом?

— Мы прошли на террасу. Ходили между столиками, искали сумочку. Она не могла вспомнить, за каким столиком сидела. Спросила, где сидел я.

— Вы ответили? — скосил взгляд на собеседника Тарас Адамович.

— Нет, сказал, что меня пригласил друг, и я не обратил внимания, какой именно столик был наш. Затем я сказал, что следует поторапливаться, внизу пожар, а нам еще спускаться с седьмого этажа. Однако она спокойно искала сумочку, будто не слыша меня. У одного столика она присела на корточки, потом радостно крикнула, что нашла сумочку. Я находился в нескольких шагах от нее. Обрадовался, что мы наконец-то сможем спуститься. И вдруг я… потерял ее.

— То есть вы уже не видели ее?

— Нет, вы же помните эти скатерти.

Конечно же, Тарас Адамович помнил. Белоснежные и длинные, как подвенечные платья невест… Бывший следователь сжал в руке карандаш. Он уже знал, чем закончится рассказ господина Менчица, однако спросил:

— Что было дальше?

— Я подошел к тому столику, обошел его, но не нашел ее. Она исчезла.

— И?

— Заглянул под стол. Но нашел там только вуаль. Схватил ее, выпрямился, но на террасе девушки не было, вероятно, она побежала к лифту или лестнице. Я бросился в ту сторону, однако шагов ее не слышал. У лифта встретил официанта, спросил, не видел ли он минуту назад здесь девушку. Он сказал, что никому не разрешал входить в лифт, всех направлял к лестнице. И добавил, что мне тоже оставаться наверху дольше опасно. Я сказал, что из полиции, заглянул в обе кабинки лифта, они были пусты. Еще раз спросил, не видел ли он блондинку в темном платье. Официант ответил, что нет, и напомнил, что нам следует спуститься вниз.