Итак, его бывший коллега не изменил своим привычкам. Тарас Адамович перевел взгляд на столик, за которым собирался наблюдать и дальше. Правда, с этого ракурса он мог видеть только даму и частично — плечо ее собеседника. Наконец на другом конце провода услышал бодрый голос главного следователя. Разговор был недолгим. Тарасу Адамовичу нужно было узнать только одно:

— У нас есть что-либо на Досковского?

Репойто-Дубяго не удивился. Впрочем, он давно привык к тому, что следователь Галушко не любитель долгих телефонных разговоров. При встрече он мог говорить сколько угодно, углубляться в лирические отступления и воспоминания, рассказывать о вареньях и наливках. Но телефонные беседы с ним были подчеркнуто лаконичными. Поэтому главный следователь просто ответил:

— Нет. Совсем ничего. Мы знаем, что он в городе, но нет ничего, за что его можно было бы задержать. Ты его нашел?

— Да, в «Праге». Но это не суть важно.

Молчание. Потом Репойто-Дубяго, очевидно, все взвесив, произнес:

— Можно задержать его. Я пришлю людей.

— Со мной Менчиц. Но задерживать — только спугнуть и его, и тех, кто за ним стоит. А у нас ничего на него нет.

Опять молчание.

— Могу ли я чем-то помочь? — наконец спросил главный следователь.

Тарас Адамович мысленно вздохнул.

— Пока нет. Максимум, что мы можем сделать, — проследить за ними.

— За ними?

— Он с дамой.

— Что ж… не мне тебя учить, Тарас Адамович. Если нужна будет помощь — всегда рад помочь. Яков Менчиц в полном твоем распоряжении.

— Благодарю, — закончил разговор Тарас Адамович.

Он вернулся за столик, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Хотя и понимал — вряд ли Досковский помнил следователя, который когда-то за ним охотился. Ведь это не аферисту приходилось часами рассматривать его фотографии, изучать отчеты свидетелей и собирать информацию по крупицам.

Тем временем разговор за столиком, где он оставил штабс-капитана и своих помощников, приобретал все более причудливый характер. Вероятно, господин Менчиц использовал все возможности своей фантазии, чтобы придумать вопросы к Назимову. Когда Тарас Адамович садился за столик, офицер почти умоляюще посмотрел на него.

— Рад, что вы вернулись, — искренне признался он.

Молодой следователь захлопнул записную книжку и тоже облегченно вздохнул.

— Последний вопрос, — вдруг сказал Тарас Адамович.

— Любой, если будете спрашивать вы, — улыбнулся Назимов.

— Почему вы не пошли посмотреть выступление Веры в Интимном театре?

— Не люблю это место. Когда поют романсы — еще можно терпеть, но там на сцене часто показывают такое занудство, что я засыпаю.

— Тогда где вы были во время выступления Веры? Между семью и девятью вечера?

— В «Семадени», где и ожидал ее. Я уже отвечал вашему… помощнику.

Тарас Адамович краем глаза заметил движение за столиком Досковского — официант принес блюда.

— А что вы делали, не дождавшись Веры?

— Нас была целая компания из первой резервной роты. Я… не скучал. Уже собираясь уходить, почти на пороге встретил Миру. Она расспрашивала о сестре. Я не мог ничего сказать. Знал только, что она не пришла. И, если честно, подумал, что она нашла другую компанию. Рассердился, — он грустно посмотрел на девушку. — Потому и не пошел тогда с вами, не помог.

— Это очень странно, — сказал Тарас Адамович.

— Что именно? — с нескрываемым интересом спросил Назимов.

— В тот вечер Вера договорилась о встрече с тремя людьми. С сестрой, которая ожидала ее в театре. С вами — в «Семадени». И… как вы сказали — с шут… шутником — художником Олегом Щербаком — в Шато де Флер.

— Она собиралась встретиться с ним?! — резко вскрикнул офицер, чем привлек внимание нескольких посетителей за соседними столиками.

Хмурый чех удивленно взглянул на Назимова. Тарас Адамович, спокойно выдержав паузу, сказал:

— Да. Однако ни на одну из встреч Вера не пришла. Поэтому остается вопрос — она намеренно назначила встречи почти одновременно и проигнорировала каждую из них, или все-таки намеревалась прийти хотя бы на одну, но ей помешали?

— Я не удивлюсь, если у нее были планы встретиться еще с кем-то, но мы об этом не знаем.

Тарас Адамович кивнул:

— Да, и это тоже нельзя упускать из виду. Однако факт остается фактом. Каждый из вас имеет алиби, — он заметил, как Мира удивленно вскинула брови, и повторил: — Да, каждый из вас. Миру видели в Интимном театре, художника — в Шато де Флер. Официанты в «Семадени» запомнили вас, вы пришли в семь и покинули заведение около 22.00.

Назимов слушал спокойно, потом, улыбнувшись, сказал:

— Вы хорошо поработали.

— Однако не получил ответа на свои вопросы: как пропала Вера? И почему? Мы знаем, что это случилось между восемью часами и двадцатью минутами девятого. Можно сократить этот промежуток до десяти минут, если бы знать точно, когда она спустилась со сцены за кулисы. Но номера в Интимном хотя и имеют более-менее четкие временные рамки, все-таки могут сдвигаться. Потому я и беру промежуток времени в двадцать минут.

— Как же вы собираетесь выяснить, что случилось? — спросил Назимов.

— Есть обязательные условия, по которым можно определить преступника. Первая — мотив преступления. Если Вера пропала — кто от этого выигрывает? Художник, получающий возможность продать картину с балериной втридорога? Офицер, совершающий акт мести неверной любовнице?

Яков Менчиц снова открыл записную книжку и начал что-то быстро записывать.

Мира холодно спросила:

— А относительно сестры?

— Тут большой вопрос, кто из сестер в выигрыше: та, которая пропала, или та, которая разыскивает пропавшую.

— Но, кроме мотива… — вмешался молодой следователь.

— Конечно, — прервал Менчица Тарас Адамович, — кроме мотива должна быть возможность совершить преступление. С этим сложно, ведь, как мы видим, никто из названных мною лиц, этой возможности не имел — все они были совсем в других местах во время исчезновения балерины. И тут мы можем подозревать разве что саму Веру.

— К чему вы склоняетесь? — прямо спросил Назимов.

— К тому, что мы что-то упустили из виду. Располагаем недостаточной информацией, делаем выводы на основании догадок, а не фактов. Есть одна деталь, которая меня беспокоит…

Три пары глаз за столиком внимательно смотрели на него. Три пары ушей ожидали его ответа. Однако услышали совсем другое — на первом этаже отеля взвыла сирена. Скрипка смолкла, а на террасе мгновенно воцарилась напряженная тишина, потом посетители засуетились. Кто-то крикнул: