народу. Он единственный, кто умеет врачевать людей и скот. И единственный, кто сможет передать этот дар своему преемнику через возложение рук на него.

— Но ведь он всё это придумал!

— Нет, про то, что я видел во сне, могут знать только боги. И они рассказали это наимудрейшему Салвию, когда он дремал.

— И что теперь делать, отец?

— Первобог наказал меня за то, что я пролил родственную кровь. Но я уверен, что, если б не устранил твоих двоюродных братьев, после моей смерти они сделали бы всё, чтоб отнять у тебя власть. Да, я сделал это ради тебя, сын. Но ты не повинен в этой крови.

— Но что… что делать?

— Существует два варианта. Продолжать выживать, надеясь, что боги переменят своё решение. Или…

— Или?

— Или дать им то, что они просят.

— Но как же?

— Энси, я люблю тебя и люблю свой народ. Хотя Первобог, наверное, решил, что я кровожадное чудовище, не способное на человеческие чувства, раз придумал мне такое наказание. Эти мучения нужно прекратить. Нам всем нужна весна! Сегодня мы будем с тобою пировать всю ночь, а завтра на рассвете моё сердце ляжет на жертвенник.

— Я не готов тебя потерять! — Энси схватил отца за руки. В его глазах стояли слёзы. — Нет! Это невозможно!

— Успокойся, сын! Возьми себя в руки, ведь завтра ты станешь конунгом!

— Нет! Нет! Нет! Я не готов! Не готов!

— Не готов? А думаешь, я готов умереть? Да и что значит эта твоя готовность или неготовность? Если б я в своей жизни действовал только тогда, когда был готов, я бы не женился на твоей матери, первой красавице нашего народа и единственной дочери конунга Энтина. Я бы не стал конунгом после его смерти, когда свои права на престол заявили все, в ком текла хоть капля крови прародителя Алку. Действовать нужно, когда должен или когда хочешь. Ты не представляешь, сколько людей прожили свою жизнь зря, ожидая, когда они будут к чему-то готовы.

— Но может, подождём хотя бы дней тридцать?

— А зачем? Я всегда жил по правилу, которому научил меня отец. Он говорил: «У меня осталось гораздо меньше времени, чем ещё каких-то пять лет назад». Так он научил меня ценить время. Я прожил полную жизнь, которой могу гордиться. И поэтому не вижу смысла цепляться за неё, тем самым воруя у своего народа весну. Сколько людей могут просто не пережить эти тридцать дней! Сын, теперь твоя очередь жить и править!

Йохтай слегка нетвёрдой походкой вышел на площадь перед капищем. Хорошая идея была выпить эля. Вроде бы не так страшно теперь.

Созванный ранним утром по набату народ с недоумением смотрел на помост, где стояли конунг, его сын, жрец и главный военачальник Сотур. Йохтай поднял руку, и толпа затихла, выдавая своё присутствие только паром, выходившим вместе с дыханием из сотен ртов.

— Мой народ! — густой бас конунга полетел над головами. — Боги через наимудрейшего Салвия открыли нам, что весна придёт только в одном случае — если в жертву богам будет принесён ваш конунг.

По толпе прошёл гул, но Йохтай продолжил:

— Решено! Сегодня я уйду к предкам, поэтому завещаю вам служить моему сыну, как вы служили мне. Мои дни сочтены. Не поминайте меня лихом!

Толпа, наконец осознав сказанное, взревела. Это было похоже на протяжный вопль раненого гигантского животного. В это время Йохтай крепко обнял своего сына, который плакал, не стесняясь своих будущих подданных. С трудом оторвавшись от сына, конунг обнял Сотура, шепнув ему:

— Сына на тебя оставляю. Молод он ещё. Будь ему помощником во всём.

После этого Йохтай подошёл к стоявшему чуть в стороне жертвеннику, на котором жрец уже разжёг огонь. Конунг вручил ему кинжал и сказал:

— Сделай что должен.

Последним, что увидел Йохтай, было злорадство в глазах Салвия…

В тот миг, когда лезвие вонзилось в грудь Йохтая, толпа сразу замолчала. В гробовой тишине вырезанное сердце конунга упало в раскаленный жертвенник и, выбросив столб чёрного дыма, зашипело.

И вдруг, спустя несколько мгновений, всеобщее оцепенение нарушил какой-то мальчишка из толпы, закричав:

— Смотрите! Смотрите на небо! Птицы! Это перелётные птицы! Они возвращаются!

ВЕЛИКИЙ ЦЕНЗОР

С экрана на Макса смотрела очаровательная длинноволосая брюнетка с чуть раскосыми карими глазами и милыми ямочками на щёчках. «Да уж, сервис у них на высоте! — подумал Макс, разглядывая собирательный образ девушек, которых он в течение последнего года безрезультатно лайкал на сайте знакомств. — И почему в реальной жизни таких нет?»

— Доброе утро, Максим! — произнесла она грудным голосом. — Вы заказывали видеоконсультацию в канцелярии Великого Цензора. Меня зовут Анастасия. Чем могу быть полезна?

Максим провёл рукой по трёхдневной рыжей щетине. Он заметно нервничал. Сделав глоток чая, наконец сказал:

— Великий Цензор удалил из «МузЗоны» мою песню — мою лучшую песню!

— Максим, включите микрофон на вашем устройстве. Так мне будет проще вас понимать. Я правильно прочитала по вашим губам, что ваш вопрос касается удаления Великим Цензором вашей песни «Падая в пропасть» из социальной сети «МузЗона»?

Максим включил гарнитуру и с раздражением бросил:

— Да, чёрт возьми! Великий Цензор почему-то недолюбливает моё творчество и удаляет мои песни! Причём лучшие!

— Максим, вы получили развёрнутый ответ Великого Цензора насчёт удаления вашей песни в личном кабинете. В нашем обществе высшей ценностью является жизнь. В вашей песне «Падая в пропасть» речь идёт о суициде из-за несчастной любви. Великий Цензор оценил вероятность совершения подросткового самоубийства после прослушивания вашей песни в 73,24 %. Это выше порогового значения. Мне очень жаль, но таковы правила.

— Подростки совершают самоубийства из-за неразделённых чувств и без прослушивания моих песен.

— В своих расчётах Великий Цензор, естественно, не учитывал таких подростков.

— Но в песне не про суицид! В песне про любовь!

— Максим, третья и четвёртая строчки второго куплета могут трактоваться как размышления лирического героя о чувствах предмета его любви после гибели первого в результате самоубийства, совершённого путём прыжка со скалы.

— Ну и что? Только идиот может после этого покончить с собой.

— Высшей ценностью нашего общества является человеческая жизнь. В трудной жизненной ситуации искусство должно помогать из неё выбраться, а не усугублять её.

— Искусство? Вы называете свою коммерческую музыку искусством?

— Максим, коммерческая музыка создаётся Великим Композитором с учётом разнообразия вкусов всех людей. И хочу заметить, что не менее ста двенадцати песен Великого Композитора ежедневно удаляется Великим Цензором.

— Я не могу писать по тысяче песен в день. Я, кроме прочего, вынужден работать.

— Я понимаю ваши чувства, но не смогу вам помочь.