Нет иного рассвета, чем в нас.

В нашем сердце — огонь, озаряющий стороны света.

Поднимайся, мой ангел! Вперёд!

Сергей Калугин

— Что сказал наимудрейший Салвий? — Йохтай обернулся на вошедшего Сотура. Тот молчал и сосредоточенно стряхивал снег с меховой куртки, мрачно глядя на своего вождя.

— Так что сказал этот безмозглый наимудрейший Салвий? — повторил вопрос Йохтай с нотками гнева, делая выразительные паузы между словами. Под его седыми густыми бровями сверкнули глаза цвета серого льда. — Может, ты уже ответишь?

— Мой конунг, разреши мне казнить этого лжеца! — Сотур положил руку на рукоять меча. Но Йохтай отмахнулся:

— Хватит уже крови! Ты хочешь казнить последнего жреца? Кто тогда будет врачевать наших людей и предсказывать смену сезона? Хотя последнее, кажется, жрецы совсем разучились делать.

— Наимудрейший Салвий говорит, что по древним книгам через пять дней лето должно закончиться, чтоб уступить место осени.

— Уступить место осени… — вполголоса повторил за Сотуром Йохтай, поглаживая бороду. — Клянусь духами моих предков, но я вижу за окнами снег и слышу вьюгу! Какое лето? Какая осень? Кто мне может объяснить, что происходит?

— Вот я и говорю, что он издевается и поэтому достоин смерти. Давай хотя бы бросим его в темницу!

— Не надо. Народ и так уже шепчется, что это всё наказание богов за то, что казнены братья-жрецы наимудрейшего Салвия. Неровен час, восстанут и отправят меня к праотцам.

— Они не посмеют!

— Кто знает этих людей? Они истощены. Они напуганы. На моём веку самый длинный сезон длился сто тридцать дней, и это было лето. А теперь зима, бесконечная и холодная. Какой сегодня день идёт?

— Салвий сказал, что двести восемнадцатый.

— У нас кончается замороженная рыба, а река промёрзла, кажется, уже до дна. Мы не можем сделать прорубь, чтобы наловить себе еды. Ты понимаешь, что всё это означает.

— Что скоро мы все умрём с голода.

— Нет, что скоро люди начнут есть друг друга! Неужели боги, создавая наш мир, не могли сделать все сезоны одинаковыми? Например, по девяносто дней каждый. Зачем эта чехарда, когда за пятнадцатидневным летом идёт стодневная осень? Почему продолжительность сезона всегда разная и предсказать её можно только по этим дурацким древним книгам?

— Я не знаю, мой конунг!

— Конечно же, ты не знаешь, Сотур! Этого не знает и наимудрейший Салвий! Этого не знает никто!

— Но ведь рано или поздно зима закончится. Правда же, мой конунг? — с этими словами вечно грозное выражение лица громилы Сотура сменилось на какое-то по-детски просящее и жалостливое.

— Нельзя терять надежду, Сотур, — Йохтай подошёл вплотную к воину и твёрдо посмотрел в его глаза. — Никогда нельзя терять надежду. Приведи жреца. Я сам хочу с ним поговорить.

— Мне пришлось слишком долго ждать тебя, наимудрейший! — разгневанный Йохтай сидел на дубовом троне, украшенном серебряными вставками.

— Я пытался разговаривать с богами, используя розу, дающую дрёму, — слегка поклонился вождю вошедший жрец.

Он был очень высок и худ, и на нём практически не было тёплой одежды. Но по его виду невозможно было сказать, что он только что зашёл с мороза. Старик стоял, гордо задрав голову, с абсолютно прямой спиной.

— И что сказали тебе боги?

— Мы прогневали Первобога, мой конунг. Боги требуют жертвы.

— Так принесите им любые жертвы! Что принести на твой алтарь? Остатки еды? Одежду? Украшения женщин? Я вообще не понимаю, почему тобой не разожжён ещё жертвенный огонь!

— Боги требуют, чтоб на алтарь возложили сердце человека.

— Но твои древние книги запрещают человеческие жертвы! Ты неоднократно сам мне это рассказывал!

— До этой зимы мои древние книги позволяли до дня предсказывать смену сезона, мой конунг! Мир изменился. Древние книги теперь годятся лишь на то, чтобы разжечь ими жертвенный костёр.

— Это какое-то безумие, — Йохтай обхватил свою голову руками.

— Прости меня, мой конунг! — от стены отделился слившийся с нею до этого Сотур. — Но я напомню, что в темнице за кражу сидит Орий. Он украл рыбу с твоей кухни, потому что был голоден. Ты хотел его помиловать, несмотря на то что он достоин казни. Давай убьём его и отдадим богам его сердце.

— Ничего не выйдет, — жрец махнул рукой в сторону Сотура. — Есть ещё одно условие, которое сказали мне боги.

— Какое? — встрепенулся Йохтай. — Говори же!

После долгой паузы Салвий сказал:

— Это должен быть мужчина из рода конунга.

— Ты лжёшь, жрец! — Йохтай вскочил, бросился к Салвию и ударил его наотмашь кулаком, свалив с ног. — Ты решил отомстить мне за то, что я казнил твоих братьев, и выдумал это!

— Давай я отрублю ему его поганую голову, — Сотур выхватил меч из ножен и замахнулся.

Жрец сплюнул кровь себе на бороду и прохрипел:

— А что ещё ты умеешь, кроме того, как рубить головы?

— Не трогай, его Сотур! — приказал Йохтай. — Других жрецов у нас больше нет.

— Но он может пойти и возвестить эту небылицу народу. И тогда люди могут обезуметь и убить или тебя, или твоего сына.

— Если жрец не лжёт, Сотур, Первобог очень здорово придумал, как наказать меня. Если б ради того, чтобы передать трон своему сыну и только ему одному, я не избавился от сыновей брата своего, было бы больше вариантов, кого принести в жертву. Получается, что Первобог просто решил посмеяться надо мною.

— Жрец лжёт, мой конунг! Чем он может подтвердить свою правоту?

— Боги сказали мне, — с ненавистью сказал Салвий, — что сегодняшнюю ночь конунг провёл не один, а с женщиной, которую любит.

Сотур громогласно рассмеялся, так как всю ночь провёл в карауле, охраняя сон конунга. И он не видел, как Йохтай побледнел, явственно вспомнив, что этой ночью ему снилась покойная Неидо, его первая жена и единственная женщина, которую он действительно любил. Когда Сотур отсмеялся, конунг кратко бросил ему:

— Отрежь жрецу поганый язык.

— Энси, рад тебя видеть! — Йохтай обнял сына, вернувшегося с семидневной охоты. — Надеюсь, был богатый улов!

— Куда там! — Энси, молодая безбородая копия отца, высвободился из крепких объятий и забрался без спроса на трон. — Да и что это за охота — собирать замёрзшие туши животных, на которых и мяса-то толком нет?

— Ничего! Пока вы охотились, мы научились выдалбливать изо льда вмёрзшую в него рыбу. С голоду пока не помрём.

— И когда уже закончится эта зима?

— Очень скоро… Энси, мне нужно тебе кое-что рассказать, — сказал вдруг помрачневший Йохтай. И он пересказал сыну разговор со жрецом, состоявшийся пять дней тому назад.

— Мало было отрезать ему язык, — сжал кулаки Энси.

— А что ещё? Уши? — невесело усмехнулся Йохтай. — Он нужен