Кононов умел передавать настроение, которое и словами-то не определишь, разве только музыкой, как в картине «До свидания, мальчики!». В одной из мелодий, сочиненных Микаэлом Таривердиевым для фильма и названной «Мальчики и море», сливаются два совершенно противоположных состояния: радость, юношеская беззаботность — и грусть, до слез. Такие вибрации, когда одно просвечивает через другое, Кононов и умел передавать.

Да, его персонажи романтичны, юны, распахнуты миру — и вместе с тем закрыты, ревниво таят что-то в душе от постороннего глаза. Алеша из картины «В огне брода нет» — влюбленный мальчишка, но и скептик, философ, которому «об жизни поговорить не с кем, не говоря уж об смерти». Или влюбленный до напористости Павлик из «Начала», снятого Глебом Панфиловым. Деревенский парнишка, приехавший в город, работяга на фабрике. Приведя в комнату к главной героине Паше в исполнении Инны Чуриковой свою возлюбленную, задает хозяйке глубокомысленный вопрос: «Прасковья, ты лорда Байрона читала?» — «Читала». — «Всего?» — «Нет». — «А я всего. А вы?» И заглядывает в надменное лицо сидящей рядом предполагаемой невесты. В то, что Павлик прочитал «всего Байрона», веришь. Павлик — умница, и когда он восторженно объявляет Паше: «А я на Томке-то женился!» — радуешься за него. Хотя вполне можно и хмыкнуть: втрескался в какую-то цацу, пустышку, не видя глубоко чувствующей и все понимающей Прасковьи. Но Павлику хорошо, и он заслуживает того, чтобы получить желаемое.

Человек из народа

Обретя славу, Кононов не бросился в ее объятия: они друг с другом «здоровались», но и только. Его, стеснительного, вполне устраивало быть «одним из», обыкновенным, неузнаваемым на людях.

Светлана Смехнова:

«Приехав на съемки картины „Таежная повесть“, где мне предстояло играть городскую девицу, спасенную охотником — Мишей Кононовым, я, еще ни разу не видевшая моего партнера вживую, отправилась его искать. Кругом стояли густые леса. Смотрю — под деревом сидит мужичок, похожий на гриб, курит и время от времени резко вытирает пальцем нос, шмыгая. Оказалось, Миша. Когда нас в обеденный перерыв привезли в гостиничный ресторан, на Кононова тут же уставились все посетители — известный актер. А тот отворачивался, краснел, мялся, жался и в итоге толком не поел. Назавтра — то же самое. На третий день, снова оставшись голодным, он говорит: „Свет, надо что-то придумать“. И мы придумали: утром он бежал на рынок, покупал мясо, и, пока Мише накладывали сложный грим, я варила суп. Кононов был страшно доволен, что ест не у всех на виду».

Как-то его друг, меняя квартиру, попросил помочь ему перетащить вещи. И вот два мужика волокут ночью по двору тюки, а из темноты возникает милицейский патруль: «Ваши документы!» — «Дома». — «Проедемте в отделение». Все же милиционеры согласились подняться в квартиру, где при свете лампочки разглядели одного из «жуликов». «О, начальник Чукотки!», «Нестор Петрович, вы?!» Им и в голову не пришло, что известный актер может таскать барахло, как простой грузчик, а будучи задержанным, не возроптать.

То была отстраненность от житейских «шума и пыли». «Иногда дамы на наших вечеринках менялись кавалерами, — писал Кононов о своих молодых, досемейных годах. — У меня, в силу каких-то природных качеств, перехлест в питье или сексе вызывал брезгливость. Тогда я уходил в свободный уголок или на кухню, думая думу свою. Невольно возникал вопрос: стоит ли жениться или питаться огрызками чужой спальни, используя отработанные сексуальные утехи своих друзей-приятелей».

Озорство, темперамент и даже выходки, но пробили невидимые часы двенадцать — и в свою келейку, чтобы обнулиться, со стороны взглянуть на себя.

Он считал, что стыдно пиариться. Стыдно сниматься в плохих картинах. Стыдно говорить про «творческую неудовлетворенность». Мечтая сняться у Андрея Тарковского, «лучик волшебства… направил» на него и получил в «Андрее Рублеве» роль Фомы. Что Кононов жалел о так и не продолжившейся работе с любимым режиссером, друзья могли догадываться лишь по оброненному им замечанию: дескать, лучше бы его запомнили по Фоме, чем по Нестору Петровичу… Но и жаловаться ему было неудобно. Посторонние люди не подозревали, что у Кононова нелады со здоровьем: болел желудок, а когда «солнечному мальчику» не было и сорока, его сразил инфаркт. Об этом — ни-ни. В новые времена, когда многие коллеги охотно давали интервью в прессе и на телевидении, Кононов от этого чаще всего отказывался, объясняя близким, что «не хочет обнажаться прилюдно и рубашку рвать на пупке».

Да и зачем это было делать, если он давно нащупал спасительный способ высказать все, что хочет.

Какой?

«Не думайте, что это я!»

В Малом театре, к которому прицеливался со школьной скамьи, Кононов проработал недолго и, уйдя оттуда из-за случившегося конфликта, покинул театр навсегда. Причина — кино захватило, пропадал на съемках, но, кроме того, как предположила Галина Романова, в театре актер всегда на виду не только у зрителя, но и у коллег, чего Кононов «не умел».

Упоенно счастливый мальчик, подставлявший лицо солнцу и ветру, незаметно сменился человеком закрытым. Его болью были отношения с матерью, складывавшиеся трудно, заставлявшие все время доказывать ей, что он хороший актер, хороший сын, хороший муж. Кононов любил жену, бросившую ради него работу и мотавшуюся по съемочным площадкам, чтобы следить за его здоровьем и кормить домашней едой. И терпевшую, кроме всего прочего, его романы. Впрочем, он всегда возвращался к ней. Но Мишиной жены мать не приняла, жила в одной квартире с молодыми, но отдельно. Получились нелады там, где предполагался мир. Да еще прирожденная чувствительность, ранимость Кононова…

«С Мишей нельзя было просто так общаться», — коротко сказала актриса Людмила Зайцева, снимавшаяся с ним в картине Виталия Мельникова «Здравствуй и прощай». Уточним: с ним вообще нельзя было поступать «просто так». Он и сам со своей персоной «просто так» не поступал, все сомневался, размышлял-передумывал.

Галина Романова:

«Миша постоянно выказывал недовольство собой как актером. Например, когда ему приносили сценарий, пускался в сомнения, сможет ли он это сыграть».

И с других спрашивал так же. Романова вспоминала, что роль в «Василии и Василисе» — одна из лучших у Кононова — была его нелюбимой и во время съемок он постоянно «фрондировал» против режиссера Ирины Поплавской. Когда ему напоминали, что она все-таки дама, гневно отвечал: «Она не дама. Она режиссер „Василия и Василисы“». В группе, отправившейся на премьеру картины в другой город, Кононова уговаривали вести себя помягче. Вечером он выпил больше, чем обычно, и пошел в гостиницу «громить Поплавскую», но заблудился в коридорах. Его обнаружили