Атаки Ротерберга также дали мизерные результаты. И здесь части 3-го и 8-го корпусов подоспели на помощь уцелевшему 7-му корпусу, все еще цеплявшемуся за край обрыва. Под прикрытием артиллерийского огня их колонны, едва различимые в дыму свежие силы, штурмовали уступ горы с обеих сторон и наконец оттеснили французов. Позиция была отбита у противника, и, поскольку в соответствии с устоявшейся тактикой требовалось введение в бой конницы для преследования разгромленного и в беспорядке отступавшего противника, гусарский полк попытался пробраться через узкий проход, который вел к вершине горы. Это возымело катастрофические последствия: французы сосредоточили огонь на колонне, и в результате возникшего хаоса всякое передвижение вообще стало невозможным. Затем немцы ввели в бой артиллерию, и, надо сказать, в этом они добились успеха. С помощью пехотинцев они втащили вверх по склону 8 орудий и открыли огонь с вершины по плато, упредив контратаку неприятеля. К 17 часам немцы закрепились на Ротерберге столь же надежно, как и в Гифертском лесу, – и с той же минимальной пользой для себя. Все, чем они овладели, представляло собой лишь внешнюю позицию, потому что основные позиции французов до сих пор оставались на обширных склонах Шпихерна и на высотах Форбака, и, чтобы подобраться к ним, необходимо было пересечь узкое дефиле, простреливаемое артиллерийским огнем из Пфаффенберга, находившегося за пределами досягаемости оружия немцев. Продолжать наступление означало нести огромные потери, попросту гнать изнуренных солдат на убой, на что германское командование не отважилось.

Таким образом, у Фроссара имелись все основания быть довольным собой, если это касалось обстановки на его правом крыле, – он понимал, что реальная опасность исходит слева, оттуда, где дивизии Камеке и Верже вели кровопролитные бои с непредсказуемым исходом у пакгаузов и фабрик Стире-Ванделя. Для Верже существовала угроза не только с фронта, но и с фланга – немецкая 13-я дивизия продвигалась от Фёльклингена вниз по долине Росселя. Его резервная бригада находилась в Форбаке, обороняя этот фланг, но ее срочно требовалось направить в Стире, где угроза была еще серьезнее. Фроссар решил направить ее туда и по телеграфу попросил Метмана прибыть на его участок для обороны Форбака. Одновременно Батай, командуя дивизией резерва, понял, что угроза левому крылу становится опасной, и перебросил полк с высот на помощь Верже. Таким образом, усиленные французские войска предприняли попытку контратаки в долине. Немцы в панике разбежались, и все, кроме горстки бойцов, устремились назад, к Саарбрюккену. К 18 часам все правое крыло немцев рухнуло.

Альвенслебен считал сложившееся положение критическим. О правом крыле ему мало что было известно – никто из его людей там в боях не участвовал, но силы левого фланга и центрального участка были измотаны, нечего было и пытаться перебросить их. Если бы французы контратаковали, то без труда прижали бы немцев к реке. Предстояло предпринять последнюю попытку сломить сопротивление врага на высотах Шпихерна, и это было осуществимо, но не с помощью вброса сил, еще более усугубив вызванный переполнением хаос у Ротенберга и Гифертского леса, а атакой непосредственно вверх по склонам из долины Стире фланга Лавокупе. Но даже эта атака, в которой участвовали шесть батальонов, не оправдала ожиданий Альвенслебена. Первая волна была встречена интенсивным огнем левого крыла Лавокупе и рассеялась. Вторая волна, взбиравшаяся по поросшим деревьями склонам Шпихернского леса, была обстреляна обороняющими фланг силами, отходившими столь медленно по склонам, что немцы добрались до гребня горы только к наступлению темноты. Их приход совпал с последней попыткой французов выбить немцев из Ротенберга и Гифертского леса с помощью плохо подготовленной и, судя по всему, импровизированной контратаки, и огонь подоспевших немецких войск сослужил добрую службу в отпоре, сдержавшем французов, которые были вынуждены вернуться на исходные рубежи. Но когда, приблизительно в 19.30, Лавокупе решил отвести свои войска назад, на сильные, укрепленные позиции выше Шпихерна, это диктовалось не тем, что он понял, что его фланг рухнул. Усталость войск, невозможность осуществления эффективного управления в условиях наступившей темноты, заявившие о себе проблемы войскового подвоза – именно это и послужило ему мотивом, но уж никак не блестящий в тактическом отношении удар Альвенслебена обусловил организованный отвод сил правого крыла французов.

Таким образом, и в сумерках французский фронт продолжал давать отпор превосходящим силам противника, и это стало возможным не только благодаря стойкости солдат, но и энтузиазму офицеров, сплотивших бойцов и поднимавших их в контратаки, а также и умению, проявленному Фроссаром и его командирами дивизий при выборе позиций. Отпор пруссакам стал возможным только благодаря чувству ответственности всех, кто находился под командованием Фроссара, и это притом, что подкрепление частями 3-го корпуса, на которое он рассчитывал для усиления своего левого крыла, так и не прибыло. Напротив, около 19 часов на холмах над Форбаком был замечен

авангард 13-й дивизии генерала фон Глюме. Силы для обороны города отсутствовали. Находчивый офицер сумел наскрести бойцов из числа резервистов, но при всем своем умении он не мог задержать продвижение противника больше чем на час, и к 19.30 Фроссар убедился, что вынужден оставить Форбак. Поскольку вследствие этой атаки с севера отступить на запад к Сент-Авольду было уже невозможно, оставалось отходить на юг к Саргемину и холмам вокруг Каданброна. Верже и Батай вынуждены были оттянуть войска из густых лесов и домов Стире, что было нелегкой задачей, учитывая, что немцы возобновили атаку и наступали им на пятки. Войска сосредоточились на темных склонах за Шпихерном, раненых и санитаров пришлось оставить в деревне, а прибывшее с запозданием подкрепление из состава 3-го корпуса обнаружило на холмах колонны отступавших – измученных и деморализованных солдат.

Один французский военный историк использовал сражение у Шпихерна в качестве доказательства того, какую архиважную роль играет на войне боевой дух личного состава. «Генерал Фроссар, непобедимый военачальник, вообразил, что разгромлен, смирился с этим и действительно потерпел поражение. Генерал фон Цастров чудом не потерпел поражение, но отказался это принять. Вот в чем секрет победы пруссаков». Пруссакам досталось не на шутку, они потеряли 4500 человек (в том числе 843 убитыми) против 2000 человек (в том числе 320 убитыми), потерянных французами. Но французы сообщили о более чем 2000 человек, пропавших без вести, в основном это были взятые немцами в плен; солдаты Фроссара, всю ночь отступавшие, конечно же, чувствовали себя побежденными, в то время как немцы, расположившись лагерем вокруг бивачных костров прямо на поле битвы, чувствовали себя победителями. Они не знали, что Фроссара обратила в бегство с поля боя не их лобовая атака, в результате которой все склоны были усеяны сотнями убитых пруссаков, а не очень серьезная угроза с тыла. Задним числом можно считать стратегию пруссаков безупречной: вклинивание фронтальной атакой в резервы французов с последующим оттеснением их и возникшей вследствие этого угрозой их флангу, но подобных намерений не было в умах немецких командующих, а Фроссар с его несуразно малыми силами был практически обречен на отступление и отступил бы и так, если бы немцы смогли отыскать способ обойти его фланг. Если бы разведка немцев сработала лучше и более детально выяснила, что за позиции занимают французы, тогда бы немцы изгнали бы Фроссара с высот Шпихерна, не пролив и капли своей крови. Но прусские генералы были истинными учениками Клаузевица: для них сражение всегда было оправданием. И хотя великая стратегия Мольтке рухнула в результате преждевременного и не доведенного до конца сражения, удар вывел из сомнительного равновесия и французское верховное командование, это был удар, от которого оно так и не оправилось.