— Месье Пуаро попросил меня и вот я здесь.

— Я понимаю! — проговорила Селия. — Хотя нет, я ничего непонимаю! Это твоя работа, Десмонд?

— Да, — улыбнулся юноша. — Я написал мадемуазель Зили… Ямогу вас так называть?

— Конечно! Оба называйте меня так, как звали меня в детстве.По правде говоря, я до сих пор не знаю, разумно ли то, что я согласиласьприехать. Надеюсь, что да.

— Я хочу знать все, — сказала Селия. — Мы оба хотим знать.Десмонд думает, что вы что-то знаете. — Она обернулась к миссис Оливер. — Яхотела, чтобы вы тоже присутствовали сегодня, ведь все началось с вас. И вытоже многое узнали.

— Некоторые люди, которые помнили события, кое-чторассказали мне. Но одни помнят хорошо, другие плохо, иные вообще знают все послухам, но месье Пуаро сказал, что это не имеет значения, важна любаяинформация.

— Именно, — подтвердил Пуаро. — А потом уже можно понять,что является фактом, а что слухами или предположениями. И сведения, которые выполучили от слонов, принесли пользу.

— От слонов? — удивилась Зили.

— Так обозначила их мадам Оливер.

— «Слоны помнят», — проговорила миссис Оливер. — Это быламысль, с которой я начала расследование. Люди тоже помнят прошлое, если иххорошенько расспросить. Не все помнят, но кое-что. Я составила список всеготого, что я услышала, отдала месье Пуаро, а он, дополнив своими фактами,подготовил, ну как — бы это назвать поточнее… Диагноз, я думаю.

— Пожалуй, — важно согласился Пуаро. — Я подготовил списокфактов, которые проливают истинный свет на то, что произошло много лет назад. Яознакомлю вас с ними, и вы сами решите, имеет это для вас значение или нет.

— Я хочу знать, было ли это самоубийством, и кто первыйвыстрелил: отец или мать. Или их убил кто-то другой.

— Я думаю, мы пока не будем входить в дом. Там жили другиелюди и теперь совсем иная атмосфера, чем была тогда. Останемся здесь. А когдазакончим наше расследование, может быть, войдем в него.

Под кроной большого дерева стояли металлические скамейки, ивсе уселись на них. Пуаро вынул из портфеля исписанный лист бумаги и протянулего Селии.

— Это вам, — сказал он. — Здесь факты. Убийство или самоубийство?И то и это, полагаю я. Мы имеет одновременно и экзекуцию и трагедию. Трагедиюдвух людей, которые лишились жизни из-за любви. Трагедия любви принадлежит нетолько Ромео и Джульетте, и она не всегда достается только молодым.

— Я не понимаю, — проговорила Селия.

— Не понимаете? Сейчас я вам расскажу, как я пришел к своимвыводам. Первое, что поразило меня, — это факты, которые зафиксировала полиция,которые никак не были объяснены. Иные были столь незначительны, что казалось,вообще ничего доказать не могли. Итак. Среди вещей Маргариты Рейвенскрофт былиобнаружены четыре парика. — Пуаро многозначительно повторил:

— Четыре парика! — И посмотрел на Зили.

— Леди Рейвенскрофт парики надевала не часто, — сказаламадемуазель Мохор. — Если у нее была плохая прическа, чтобы не выглядетьнеряхой во время вечерних приемов, или во время путешествий.

— Да, — Пуаро кивнул. — В то время парики были в большоймоде. Но люди обычно заводили два парика. А у нее их было четыре. Это все-такимноговато. Так мне показалось. И я стал искать ответ на вопрос: зачем ейпонадобились четыре парика? У полицейских я выяснил, что волосы у нее былихорошие, облысением она не страдала. Один из париков был с седыми прядками. Обэтом сообщила хозяйка салона, где были изготовлены парики. А один был влоконах. В нем она и была в день своей гибели.

— Это что, важно? — спросила Селия. — Какая разница? Онамогла надеть любой парик.

— Могла! — согласился Пуаро. — Но почему-то последние двенедели до своей смерти она постоянно носила этот парик. Возможно, он ейнравился больше других.

— Я не понимаю, — сказала Селия. Не отвечая ей, Пуаропродолжал:

— Старший инспектор Гарроуэй, расследовавший это дело,как-то бросил фразу: «Человек тот же, но шляпа другая». Это мне показалосьинтересным.

— Я не понимаю, — снова сказала Селия.

— Там были также данные о собаке…

— О собаке? — удивилась Селия. — А при чем тут собака?

— Эта собака укусила леди Рейвенскрофт. А известно, что онаочень была преданна своей хозяйке. Однако в последние две — три недели онанесколько раз набрасывалась на нее.

— Вы думаете, что собака знала, что хозяйка собираетсяпокончить с собой? — с некоторой иронией спросила Селия.

— О нет! Все много проще. Просто собака знала то, что незнали другие. Она знала, что эта женщина не ее хозяйка, хотя и выглядела, какледи Рейвенскрофт. Прислуга, жившая в доме, видела женщину, которая была похожана Молли, носила ее платья, парик с кудряшками, который та надевала чащедругих. Но хоть она была немножко подслеповата, она говорила полицейским, чтоледи Рейвенскрофт в последние недели своей жизни вела себя как-то странно.«Человек тот же, но шляпа другая», — я вспомнил слова старшего инспектора. Имне пришло в голову, что это была не леди Рейвенскрофт. Тот же парик, ноженщина другая. Собачий нос знал истину. Женщина, одетая в платье Молли, былане той, которую любила собака, а другая, которую она не любила и боялась. Аесли это была не Молли, то кто же? А не была ли это Долли, сестра — близнец?

— Но это невозможно! — сказала Селия.

— Вполне возможно! — заявил Пуаро. — Они были близнецами. Итут я стал анализировать ту информацию, которую удалось добыть миссис Оливер.Люди говорили, что незадолго до этого леди Рейвенскрофт лежала в больнице,ходили слухи, что у нее рак. Но медицинское обследование показало, что она былаздорова. Тогда я стал изучать историю сестер — близнецов, которые очень любилидруг друга, и события в их жизни происходили похожие. Но потом из-заодинаковости между ними возникают неприязненные отношения. Одна из причин —Алистер Рейвенскрофт, который предпочел Молли. Долли ревновала. Моллипо-прежнему нежно любила ее. Этим объясняются многие события, тем более, что уДоротеи с детства была психическая неуравновешенность. С раннего детства она нелюбила детей. Причины этого теперь трудно объяснить. Есть все основанияпредполагать, что ее ребенок скончался по ее вине. Затем, когда она гостила у сестрыв Малайе, есть основания предполагать, что именно она была виновницей гибелидругого ребенка, сына соседей. Ее отправили в Англию, в психиатрическуюлечебницу. Когда она поправилась, леди Рейвенскрофт пригласила ее жить к себе.Не думаю, что генерал одобрительно относился к этой идее. Я думаю, он былуверен, что жить с психически больным человеком просто опасно.