Словно все внутри меня так жаждало, так нуждалось в этой горячей, как и само тело Горского, долгой, пускай и не совсем бескорыстной ласке… что, получив ее, я уже не могла остановиться.

Я просто прижималась к крепкой мужской груди, которая вздымалась все чаще и чаще. Слышала прерывистое дыхание над ухом. Понимала, что мужчина рядом распален и еще как. Но не хотела его отталкивать.

В какой-то момент я испугалась, что Горский сейчас реально меня завалит. Он несколько раз прочистил горло и скользнул рукой с моей головы на спину, талию…

Однако спустя секунду вздрагивающие пальцы мужчины снова оказались на моем затылке.

Я выдохнула и отстранилась.

Сама поразилась как просто и легко все вышло. Горский не удерживал. Не пытался получить больше, чем я дала ему. Хотя я почти ничего и не дала. Кроме своего горя. В горе и в радости… Но это ведь про супругов.

Я встала и пошла в свою комнату, чтобы вытереть слезы и освежиться.

Горский остался на кровати. Молчал и только сопел. Я слышала его пыхтение даже через дверь.

Однако он ничего не сказал. Наконец, я привела себя в порядок. Все, включая макияж. Выдохнула и вернулась к Владу.

Горский поднялся, и я вдруг подумала – какой же он большой и сильный. Вспомнила, как Горский швырял и таскал по номеру Алекса. Словно нашкодившего кутенка. От этих мыслей я почему-то смутилась и опустила глаза в пол.

– Я что-то сделал не так? – спросил вдруг Влад.

Я снова подняла на него глаза. Заставила себя усилием воли. Губы приоткрыты, глаза сверкают словно у него температура под сорок. Руки спрятаны в карманы. Судя по брюкам… он еще очень возбужден.

Не знаю почему, но меня это дико порадовало. Я мягко улыбнулась.

– Да нет. Как раз вы были безупречны. Влад.

– Может на «ты». Раз уж я сегодня такой безупречный? – перекатившись с носков на пятки, спросил Горский.

– А, давай! – махнула я рукой. – Теперь ты почти член семьи. Можно сказать, получил боевое крещение во время нашей с Алексом ссоры.

– Он говнюк! – выпалил Горский и прикусил губу.

Посмотрел так, словно ожидал выговора. Но я кивнула. Сказать что-то я уже не могла. Было и стыдно и неприятно и больно. Но не согласиться я не могла тоже.

– Я с ним разведусь.

Зачем я сказала это Горскому, сама не знаю. Только он криво улыбнулся и произнес:

– Не могу не сказать, как это меня радует.

– Так вот вы какой?! Разрушитель чужих семей? – усмехнулась я, внезапно отпуская себя и успокаиваясь.

– Сам в шоке, – подыграл Горский. – Вот так и узнаешь о своей злодейской натуре…

– Спасибо, – тихо произнесла я, пряча глаза.

Внезапно горячие руки легли на плечи, погладили, и Горский быстро вернул руки в карманы.

– Всегда пожалуйста. Готов в любой момент. Только зовите.

Я усмехнулась. Мотнула головой.

– Не хотелось бы… То есть… Не то чтобы звать. А чтобы возникала причина…

Сама не знаю почему смущалась и оправдывалась. Я ведь давно не девочка! Горский продолжал тяжело дышать и молчать.

А затем уточнил:

– Может перенесем все? Вы, наверное, не в состоянии…

Я отчетливо слышала в его голосе расстройство.

– Вот уж нет! – возмутилась я. Скорее ситуации, чем словам Влада. – Я пойду! Алекс не испортит мне еще один день!

– Тогда буду рад тебя сопроводить! – Горский церемонно подал мне руку, и мы вышли из номера.

* * *

Горский

Из примерочных Горский и Жасмин вышли почти одновременно.

И Влад вдруг понял, как можно настолько залипнуть на женщину, что окружающий мир тускнел и переставал существовать.

Раз – и ничего не видишь и не слышишь.

Раз – и все твои чувства, эмоции направлены на одно. На нее…

Бульдозер переедет – не заметишь, танк заровняет – с места не сдвинешься.

Жасмин была в роли ведьмы на празднике варваров-колдунов.

Длинное красное платье, хотя и скрывало ее стройные ножки, однако придавало этой женщине еще больше очарования.

Узкий лиф подчеркивал умопомрачительную талию и линию декольте.

Казалось бы, косметики на Жасмин не прибавилось. Но глаза стали еще ярче, как говорят – на пол лица, а губы еще чувственней. Глаз не оторвать.

Волосы Жасмин лежали волнами, падая на спину. Пышные и длинные.

Она была такой… воздушной и одновременно сексуальной…

И этот контраст вновь сводил Влада с ума.

– А тебе идет этот костюм… – только когда Жасмин это сказала, Влад вдруг понял, что уже несколько минут пялится на нее и молчит. Спутница усмехнулась и кивнула на зеркало, которое располагалось как раз напротив гримерочных.

Они смотрелись очень даже хорошо. Парой.

Горский выбрал для себя коричневые кожаные брюки и свободную белую рубашку с кожаной жилеткой в цвет штанов.

Высокие сапоги того же оттенка завершали образ.

Они вошли в зал, где подобных пар прогуливалось множество. А также просто варваров, ведьм и прочих фэнтезийных персонажей.

Шведский стол ломился от яств. Танцпол заполнили пары, выводящие страстные фигуры дикого варварского танца.

Жасмин оглядывалась и улыбалась. Она впервые оказалась на таком мероприятии и Горский остался очень доволен реакцией спутницы.

Она хихикала, глядя как варвары обсуждают оружие, драки и играют в своеобразные кости, бросая кубики с языческими рунами.

Замирала, наблюдая за гадалками, которые раскрывали клиентам их будущее.

То и дело обводила взглядом гирлянды из цветов, растянутые под потолком и декоративные колонны, увенчанные головами львов.

Любовалась, наблюдая за энергичными плясками.

Она… светилась… Как ребенок, который радуется всему. Солнцу, небу, жизни… И совершенно не заморачивается над проблемами: старыми и возможными в будущем.

Только дети умеют так: ценить этот миг, забываться в нем и получать такое удовольствие от простых вещей, о котором взрослые давно позабыли.

Влад любовался Жасмин… И, кажется, она стала центром его Вселенной и его, собственной причиной для ребяческого счастья.

– Пойдем, покажем класс на танцполе? – вдруг предложил Горский.

Наверное, в эту минуту все, кто его знал, уронили челюсти. Потому что Влад в последний раз танцевал, кажется, еще в студенческие годы. На дискотеке, с одногруппниками.

Однако мысль о том, что он будет поднимать Жасмин, кружить, прижимать, оказалась слишком соблазнительной, чтобы Горский вспомнил за что не любит танцы. За то, что потеешь и потом ходишь в несвежем. За то, что порой натыкаешься на другие пары. За то, что на тебя все смотрят и сравнивают с другими.