взглянув на Онтарио, я забыла о принце. Он смотрел на клавиши, и был где-то не здесь. Он не слышал постепенно стихающего шума разговоров, звуков отодвигаемых стульев и шуршания платьев. Не видел закатного солнечного луча, что косо падал из окна на крышку рояля. Кажется, он слушал никому не слышимую мелодию, и я отчаянно захотела тоже ее услышать.

Его пальцы коснулись клавиш…

Все дальнейшее я воспринимала, как сон.

Мелодия поначалу простая и грустная, стала шириться, будто грозовая туча, подхваченная крыльями ветра и унесенная в сторону океана, чтобы показать истинную мощь. Я слушала и не могла шелохнуться. Я не видела ничего, кроме этих пальцев, ласкающих клавиши. Эта музыка заменила мне чувства…

Когда в гостиной наступила тишина, я едва не заплакала от разочарования.

Рядом со мной кто-то всхлипнул. Я повернула голову – Его Высочество утирал глаза кружевным платком.

– Сын? – дрожащим голосом спросил Ананакс. – Что это было?

Онтарио встал и поклонился. Глаза его насмешливо блестели, но я могла бы поклясться, что в их глубине еще светили зарницы той самой грозовой тучи, постепенно скрывающейся за горизонтом.

– В Неверии прекрасные преподаватели, отец, – сказал Онтарио, подходя, – я очень им благодарен. А теперь, может быть, Ее Высочество Альвина порадует нас своим мастерством? Вы играете, принцесса, или поете? Что вам ближе?

– Я не…

– Ну пожалуйста, Ваше Высочество! – воскликнула Аманда, и я едва не прихлопнула ее веером. Насмерть.

– Пожалуйста, – попросил принц Стич.

Все сидящие в один голос принялись меня упрашивать. Отказать сейчас означало бы проявить слабость.

Я бросила ненавидящий взгляд на Онтарио – негодяй прекрасно знал, как из искры разжечь такое ненужное мне пламя!

Подойдя к роялю, дотронулась до лакированной поверхности. Младший Ананакс только что спрятал здесь чудесную мелодию. Спрятал ото всех, в том числе, и от меня! Нет, мне не сравниться с его искусством музыканта, но что-нибудь спеть, иногда нажимая на клавиши для усиления эффекта, я вполне смогу. Короткий романс, например.

Я улыбнулась собравшимся и села к роялю.

Бабуля любила романсы и иногда просила меня «изобразить что-нибудь загадочное», как она выражалась. Только ради нее я инкогнито захаживала в книжные лавки и покупала сборники малоизвестных поэтов, стихи которых обычно отличались претензией на шедевр, странными рифмами и этой самой «загадочностью».

Господь не наградил меня любовью к музыке, но учителя (под страхом смертной казни) прилагали все возможные усилия для развития у меня слуха и голоса.

Я тронула клавиши, и рояль издал переливчатую трель, из тех, которые обожала бабуля. Смотря перед собой, чтобы не отвлекаться, я сыграла первые такты, и слова одного из романсов вспомнились сами собой:

Самосожжение не страшно —

Жар поцелуя не далек.

Ты гибнешь вновь и вновь напрасно,

Мой однодневный мотылек.

Для танцев на ладони ветра

Отмерян свой печальный срок.

И пепел крылышек из фетра,

Осыплет жизненный итог.

И снова ночь. И пламя в силе.

Но как понять, в чем ярче зло:

Сгореть в секундной вспышке – или

Годами биться о стекло?[1]

Допев, я встала и снисходительно улыбнулась. Аплодисменты и крики «браво» не заставили себя ждать. Не кричал лишь Онтарио. Он смотрел исподлобья, и от его взгляда у меня стало тяжело на душе. Так-то, милый мотылек, ты получишь за все сполна!

– А вы нас порадуете, Ваше Высочество? – все еще улыбаясь, я вернулась на место и повернулась к принцу.

– Моя голова! – застонал он. – Во время вашего божественного пения она немного прошла, но сейчас…

– А я не умею петь, но с удовольствием назову следующего исполнителя! – жизнерадостно пришел ему на помощь герцог, и я в который раз отметила его врожденную хитромудрость.

Один за другим приглашенные хвастались успехами в музицировании или пении, а я, надев на лицо маску возвышенного внимания, раздумывала над тем, как заполучить «поцелуй правды» или, как метко выразился Навыч – «плюй-в-ухо». Возможно, выступления были так ужасны, или я настолько умна, но план постепенно вырисовывался – незаметно выкрасть артефакт и пригласить на свидание Онтарио. Интуиция подсказывала, что сукин сын не откажется от встречи, хотя бы для того, чтобы наговорить очередных колкостей. Затем следует вернуть артефакт на место и окончательно выкинуть из головы широкоплечего лживого блондина с ямочками на щеках и пронзительным взглядом незабудковых глаз. Ха! Что может быть проще?

После того, как каждый из гостей, кроме самых уважаемых, испил чашу до дна, то есть сыграл какой-нибудь ноктюрн до-диез минор или спел куплетик, все с облегчением отправились на ужин. Подавали фазанов в сметанном соусе и еще кучу всего. Но я отдала должное свежеиспеченному хлебу и маслу с икрой. Мякиш мне удалось спрятать в ладони. Весь ужин я незаметно мяла его, превращая в пластичную массу.

После ужина герцог предложил прогуляться. Сезон цветения роз достиг апогея, и воздух был напоен их ароматом.

Поскольку принц предложил мне руку, я шла рядом с ним и слушала вдохновленный рассказ герцога о сортах роз, которые росли в его саду. Я шла все медленнее, и вот, наконец, Его Светлость и остальные полностью нас обогнали.

– Стойте, Ваше Высочество, – сказала я, когда они ушли вперед. – У вас цепочка зацепилась за воротник рубашки. Вы позволите, я поправлю?

– Конечно, – засмущался Стич. – Буду вам очень благодарен!

– Повернитесь ко мне спиной…

Он послушно повернулся. Я задергала цепочку, делая вид, что она застряла, и дергала до тех пор, пока на вытащила ключ от шкатулки с «поцелуем правды». Вдавить ключ в хлебный мякиш было минутным делом. Затем я поправила воротник рубашки принца и поздравила его с тем, что все закончилось благополучно, и никто не пострадал.

– Вы так любезны, Ваше Высочество, – неожиданно проговорил он, когда мы снова двинулись по аллее. – Никогда бы не подумал, что принцесса может так себя вести.

– Как? – удивилась я.

Он замялся, но все же выдавил:

– Как добрая девушка…

Изумившись, я промолчала всю оставшуюся часть прогулки.

Вернувшись домой, я застала смиссу спящей на моей кровати. Рядом с кроватью лежала очередная дохлая курица. Мама Кошка принесла ужин котенку.

Глубоко растроганная, я спрятала мякиш с отпечатком ключа в одну из своих шкатулок, умылась и легла спать, поцеловав смиссу в шелковистую морду. Последняя мысль перед тем, как провалиться в сон, была о принце Стиче. Он больше не раздражал меня. Да, не герой, не очень уверенный в себе, но искренний человек. А искренность при дворе стоит дороже,