Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Джейкоб тоже должен так думать. Должен поверить в себя.
Когда сумерки сгустились, Джейкоб поднялся. Он взял Молли на руки, и она, улыбаясь, свернулась у него на руках, как довольный котенок.
— Похоже, нам требуется постель, — заметил он.
Она кивнула, коснувшись лбом его плеча.
В доме было темно. Джейкоб миновал холл и остановился у подножия лестницы. Он всегда ненавидел это место, ненавидел образы, возникавшие в памяти. Аннабелла в крови. Плачущие братья. Мертвый отец. Но на сей раз демоны не появились, и это подарило Джейкобу искру надежды. Может быть, прошлое удастся оставить в прошлом? Неужели Молли права?
Он понес ее по лестнице. Войдя в спальню, Джейкоб осторожно опустил Молли на кровать и лег рядом.
Он провел целую ночь с женщиной только однажды — с ней, в лондонском отеле. Джейкоб не допускал, чтобы женщины видели его спящим. Или во власти кошмара.
В ту ночь он пошел на риск. Последствия были ужасны. Сейчас он ничем не рисковал: Молли известно самое страшное, и все-таки она любит его.
Любит. Чудо! Как в сказке.
Джейкоб уткнулся лицом в ее мягкие волосы и закрыл глаза.
И заснул.
Но сон был иным. Джейкоб не был действующим лицом. Не был даже самим собой. Он увидел Аннабеллу на полу, рыдающих братьев, Уильяма, замахнувшегося плетью, и себя.
Странно было смотреть на себя со стороны. И в то же время правильно. Джейкоб увидел правду, не искаженную сомнениями и страхом. Он смотрел, как сжимается его кулак, как падает отец. И слышал смех.
Но это не был смех маньяка, который так долго мучил Джейкоба. Это было скорее рыдание, вопль отчаяния.
Он понял себя так, как не понимал раньше. Понял ярость, и горе, и даже мгновенное удовлетворение, которое он ощутил, ударив отца. И принял.
И успокоился.
Джейкоб проснулся с ощущением легкости и умиротворения. Молли лежала рядом, по-прежнему свернувшись клубочком. Она спокойно спала. Сердце Джейкоба билось ровно, он не покрылся холодным потом.
Он прижал Молли к себе и закрыл глаза. И заснул. И больше ему ничего не снилось.
Молли проснулась, увидела солнце, почувствовала тепло руки Джейкоба. Она шевельнулась, и он открыл глаза:
— Доброе утро.
Она улыбнулась:
— Доброе утро.
Она никогда не видела Джейкоба таким спокойным, довольным.
— Ты выглядишь по-другому, — ласково заметила Молли.
— Я чувствую себя другим.
Он взял ее руку и приложил к своей щеке. Это мирное утро было невообразимо далеко от страшных откровений прошлой ночи. Молли решила не задавать вопросы. Джейкоб сам все объяснит, когда будет готов.
Вместо этого она сообщила:
— Я хочу кое-что тебе показать.
Они оделись, позавтракали и отправились в парк.
— Ты проделала потрясающую работу, — заметил Джейкоб, когда они шли по аккуратным, обложенным бордюрами дорожкам мимо цветочных клумб. — Парк стал как новый.
— Он действительно новый, — заверила его Молли.
Вольф-Мэнор больше не был рабом прошлого.
Как и Джейкоб. Как и она.
— Куда ты меня ведешь?
— В розарий. Только там больше нет роз.
Молли было очень трудно расстаться с розами.
Это было как расставание с отцом. И все-таки она не сомневалась, что папа одобрил бы ее работу. И надеялась, что Джейкоб тоже ее одобрит.
— Вот. — Они остановились у входа. Живая изгородь скрывала от Джейкоба то, что было внутри. Молли встала на цыпочки и закрыла ладонями его глаза. — Не подглядывай. — Она провела Джейкоба в бывший розарий и разрешила: — Теперь смотри.
Он медленно оглядел преображенный цветник. От прежнего розария осталась только восьмиугольная форма. Все остальное изменилось.
Джейкоб увидел бегущий по периметру рукотворный ручей, выкрашенный в веселый красный цвет маленький мостик.
Молли не выдержала нервного напряжения и, заикаясь, сказала:
— Идею мне подал ты.
— Японский сад камней?
— Не только. На выставке я прочитала на плакате, что «Джей дизайн» стремится к тому, чтобы каждое здание говорило о своем владельце, а не об архитекторе. Этот сад похож на тебя.
Джейкоб удивленно посмотрел на нее:
— На меня?
— Да. — Молли улыбнулась. — Ты — хозяин Вольф-Мэнор, Джейкоб. И удивительный человек.
— Покажи мне, что ты сделала.
И Молли показала. Она посадила сливовые деревья как символ стойкости, потому что они цветут, когда на них еще нет листвы. И сосну как символ силы. Искусно выполненный железный лягушонок символизировал озарение. Джейкоб сразу понял это.
— Когда лягушка прыгает в пруд, разлетаются брызги, — процитировал он древнюю японскую поговорку. — Ко мне озарение пришло прошлой ночью. — Он обнял Молли. — Благодаря тебе.
Они подошли к самому важному элементу садика. Чуть в стороне от центра, на гладком чистом песке стояло восемь камней. Молли выбирала их очень тщательно. Камень с золотистыми прожилками заставил ее вспомнить об актерском таланте Натаниеля. Светло-серый, гладкий, без единой трещинки, он соответствовал спокойному характеру Аннабеллы. В центре композиции возвышался мощный гранит — страж, хранитель. Молчаливый, сильный, надежный.
Пальцы руки Джейкоба сжали ее руку, когда он считал камни, рассматривал их.
Искусственный ручей брал начало на вершине миниатюрной скалы, оттуда искрящимся водопадом низвергался в бассейн, а затем отправлялся в путешествие вокруг сада. Вода — символ возрождения, излечения, жизни. Джейкоб протянул руку и смочил пальцы. Потом повернулся к Молли и искренне проговорил:
— Спасибо.
Они обошли весь парк. Молли показывала Джейкобу растения, которые ей удалось спасти, говорила о тех, с которыми пришлось расстаться. Она грустно покачала головой, когда они остановились около корявого пня — единственного, что осталось от старого дуба.
— Я сохранила этот пень в память о дереве, — робко призналась она. — Старые деревья нельзя просто выкорчевать и забыть.
— Конечно, — согласился Джейкоб. — Знаешь, именно тут был наш шалаш.
— Я не помню…
— Отец разломал его в приступе гнева.
Молли немного насторожилась при упоминании Уильяма. Словно тот все еще имел некую власть над сыном. Однако Джейкоб покачал головой.
— Все позади, — сказал он мягко. — Я долго жил во мраке той ночи… Как, впрочем, и всего, что было до нее. — Он вздохнул. — Я всегда буду сожалеть о том, каким было мое детство, но ты доказала, что это не может сломать меня.