И на всякий привал теперь непременно разводил костёр. Ветер привычно кидался на новое пламя, но потом успокаивался. А когда Сундже доставал варган — даже подпевал, то гулом, то свистом, то шепотом в такт. Занятый песней, ветер тогда не путал воспоминаний. А во снах стоял мальчик Сундже посреди солнца в собственном сердце, и, наконец-то, плакал от облегчения. Между последним звуком и первым сном под звёздами. И надежда на близкий дом разводила свой несмелый костёр в его душе, давая силы на ещё долгую дорогу.

…Радужный танец всегда начинается в самой кромешной тьме. Когда ни звезды, ни искры, ни лунной дорожки. И впору бы завыть, да не на что. И тишина. Оглушительная и бесконечная. Ладилея видела её. Ей не было конца и дна. Из детских снов она всегда пугала ее до ужаса. Теперь нет. Потому что только в ней и может начаться движение. Красно- оранжевыми огненными волнами в желто-зелёный пульс, а затем сине-голубыми брызгами вверх, расцвечивая небо.

И тишина заполняется дыханием, шёпотом, ритмом. А небо — звёздами.

Звезды в глазах смотрящего. Любовь в сердце танцующего. И в сердце танцующей.

В одном на двоих сердце. Так было с самого начала…

ДЖЕЛЕННА — РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНИЦА ЗВЕЗД

Чужой южный Бог в белой чалме, прогуливаясь по сине-бархатному ночному ковру, филигранно крепил звезды одну за другой на небо. Тонкие пальцы вынимали мерцающий, с бьющимся пульсом огонек, и примерялись к дышащей ночи, прежде чем добавить его к другим… Джеленне оставалось только сидеть на песчаной верхотуре, и восхищаться точностью.

Никому не суметь лучше…

Когда-то в другом мире было необходимо вот так же зажечь зодиаки. И, вдруг вспомнив, каково это — летать — Джеленна умудрилась оттолкнуться от облака и подняться наверх. Она тоже держала в руках огромную кружку, и Звезды — большие и маленькие — блестели в ней, перемигиваясь друг с дружкой. Не сложно. Карту она помнила наизусть, наступать на небо было мягко. Где-то внизу жили, плясали и ругались люди, совсем маленькие, но громкие. На млечную высоту звуки едва доносились. Но был один. Колокольчик. Он пел настолько пронзительно, что весёлой булавкой вонзался в темноту под ногами Джеленны. Радость всегда долетает до неба, она лёгкая, её подхватывает ветер и поднимает так высоко, что и звёздам слышно. Печаль и злость же покрывалами стелются по земле, проваливаясь в бурлящие котлы туманных троллей. Вы знали? Поднимитесь однажды повыше, и, поверьте, вы позабудете, что такое печаль.

…Но тогда, держа тяжелую кружку, распределительница звезд заслушалась, поймала на ладонь чудесный звон, и ей так до мурашек захотелось танцевать! Шаг. Другой.

И ещё… Небо нетерпеливо переминалось под туфельками, явно недовольное промедлением… Пришла украшать — так украшай! И тут… то ли зацепившись за облако, то ли споткнувшись о край лунной дорожки, но Джеленна потеряла равновесие. И звезды — совсем не по правилам — веером расплескались по небу, как пришлось, разбежались, куда ни попадя!

И в ту единственную ночь все было другим! На востоке танцевали феи, на западе распускались снежные цветы, на севере целовались влюблённые из звёздной пыли, а до юга и вовсе долетели всего две: и моргали там, как пара разноразмерных глаз.

По секрету вам скажу: ей так понравилось больше. И людям — тем немногим, кто заметил — тоже. Но вы же понимаете — законы, правила… Больше Джеленну на вечернее небо не пускали. Пришёл мастер в чалме, и стал сам развешивать звезды. И ничто не могло его отвлечь — ни смех, ни слезы, ни танцы, ни молитвы. Он никогда не отвечал никому. Будто не слышал.

Но есть секрет: когда до последней звезды останется всего ничего, нужно успеть позвонить в колокольчик. Мастер, конечно же, снова сделает вид, что ничего не слышал. Но непременно собьётся со счёта, одна из звёздочек выскользнет из его пальцев, и полетит вниз. И тогда, под росчерк блестящего хвоста, быстро-быстро загадывайте желание.

Джеленна — распределительница звезд — говорит, что именно так они и сбываются.

АРТИЛАНСКАЯ ЛЕГЕНДА О МЕДВЕДЕ

Когда пришла пора одному мальчику становится мужчиной, он отправился на первую свою охоту. Получив благословение духов, принеся им дары и надев амулеты, пошёл он в леса, горя желанием показать собственную храбрость и добыть себе славу и мужество.

И удача улыбнулась ему. Медведь — завидная добыча — уже был загнан, устал, совершал ошибку за ошибкой, а охотник напротив, как будто не знал усталости. В какой-то момент юноше удалось загнать медведя в размытое ущелье у реки, откуда уже не было выхода. Он занёс копьё, поймал силу в руке, рассчитал удар и… вдруг услышал голос покойной матери: «Остановись. Не делай этого». Мальчик замер. Уже бывал в его жизни случай, когда голос матери остановил его за секунду до расправы в глупой юношеской драке. Как же смеялись над ним друзья и братья! Сколько раз услышал он слово «трус». Теперь же он был мужчиной! И ему нужна была кровь медведя, чтобы доказать свою силу. Всему роду. Священным духам. Себе.

И он убил медведя. Тёплая кровь текла по рукам юноши и пар от неё поднимался до верхушек деревьев. И в этом мареве вставал перед ним то образ матери, то оскал медведя, то его собственное лицо, забрызганное кровью, искажённое гримасой жестокости. Видения мешались, сливались, опутывались паутиной нереальности. Все племя столпилось вокруг, признавая рождение нового мужчины рода, восхищаясь его отвагой и ловкостью.

И только старый мудрый вождь, глядя куда-то сквозь пространство, качал головой, как если бы случилось что-то непоправимое. Он ушёл в горы, чтобы говорить с духами, а когда вернулся, истина, найденная им, поразила всех. Дотоле из века в век считалось, что мужество передаётся битвой, храбростью и силой. Так говорил вождь юношам племени. Так говорил ему его отец, а тому — его отец. И все они ошибались. Во время последнего танца поведали ему духи, что единого пути для каждого нет и не может быть. И что бы ни говорили с незапамятных времён, и как бы ни было принято считать — не стоит слушать слова людей. Только собственное сердце.

Говорят, в ту же ночь духи забрали жизнь вождя, оплатив тем самым право медведя на жизнь, и мальчика — на ошибку. Не силой жил он отныне, а мудростью и любовью направляя свой род. И на закате времени был прощён…

…Легко гладила Ладилея лакированный лик луны на лепнине лондримского ладамтама. Любили люди Ладилею и ее ладамтам за ладные перестуки-переливы,