Я набираю в грудь побольше воздуха и рассказываю ему о своихпутешествиях в Летнюю страну — магическое измерение между мирами, и о том, что,когда пришлось выбирать между Дейменом и моими родными, я выбрала их, а не его.Вообразила, будто смогу вернуть украденное будущее, а в результате лишьполучила урок, который и без того знала: иногда судьба нам неподвластна.

С трудом сглотнув комок в горле, утыкаюсь взглядом в песок.Мне не хочется видеть выражение лица Деймена, когда он посмотрит в глаза той,что его предала.

А он, вместо того чтобы злиться или расстраиваться, окружаетменя чудесным белым сиянием, таким успокаивающим, таким всепрощающим, такимчистым, словно портал в Летнюю страну, только еще лучше. Я зажмуриваюсь и тожеокружаю его сиянием в ответ. Когда я вновь открываю глаза, нас обоих окутываетвосхитительная теплая светящаяся дымка.

— У тебя не было выбора, — говорит Деймен с нежностью,лаская меня взглядом. Он изо всех сил старается облегчить груз моего позора. —Конечно, ты выбрала родных. Все правильно. Будь у меня выбор, я сделал бы то жесамое.

Я в ответ одаряю его еще более ярким сиянием и добавляютелепатическое объятие. Знаю, это не утешит так, как настоящее, но пока что итак сойдет.

— Я знаю о твоей семье. Я все видела... — Глаза Дейменатемнеют, и я с трудом заставляю себя продолжать: — Ты никогда не рассказываешьо своем прошлом: откуда ты, как ты жил раньше... Поэтому однажды в Летнейстране я спросила о тебе, и мне показали всю твою жизнь.

У меня вырывается вздох, когда Деймен заглядывает в моиглаза и мысленно обводит кончиками пальцев контур моей щеки. Телепатическийобраз настолько ощутим, что кажется почти реальным.

— Прости, — говорит Деймен, мысленно поглаживая большимпальцем мой подбородок. — Прости, что я замкнулся в себе и вынудил тебя пойтина такое. Хотя все случилось очень давно, я предпочитаю об этом не вспоминать.

Я киваю. Не собираюсь на него давить. Когда у человека наглазах убивают обоих родителей, а потом его самого много лет мучают в приюте...Не та тема, которую хотелось бы обсуждать.

— Но это еще не все. — Может, я смогу вернуть хоть частичкунадежды, если расскажу о том, что узнала. — Когда я просматривала твою жизнь, всамом конце тебя убил Роман. Казалось бы, так суждено, и все же я сумела тебяспасти. — Я чувствую, что не убедила Деймена, и спешу продолжить, пока он окончательноне перестал меня слушать: — Ну да, может, судьба — это нечто постоянное, и еенельзя изменить, но иногда ее определяют только наши поступки и ничего больше.Поэтому, вернувшись в прошлое, я все равно не смогла спасти своих — ведь ихсудьба уже решилась. Райли сказала за секунду перед тем, как они погибли вовторой раз: «Нельзя изменить прошлое. Оно уже свершилось». А когда я сновапопала сюда, в Лагуну, я все-таки спасла тебя. Значит, будущее можетизмениться. Не всем управляет судьба.

— Наверное. — Деймен вздыхает, глядя мне прямо в глаза. — Ивсе же от кармы не уйти, Эвер. Она никого не судит, она не различает добра изла, как думает большинство людей. Это просто результат всех наших поступков —и позитивных, и негативных. Что посеешь, то и пожнешь. Круг замыкается, и все,что ты сделал в жизни, к тебе возвращается. Всякое действие влечет за собойпротиводействие. Вот мои действия меня сюда и привели. — Он встряхиваетголовой. — Все это время я твердил себе, что сделал тебя бессмертной из любви,а сейчас вижу, что на самом деле — из эгоизма. Я просто не мог без тебя.Поэтому все и случилось.

— Вот, значит, как? — Не могу поверить, что он так легкосдается! — Стало быть, конец всему? Ты совершенно уверен, что это карма тебядогнала, и даже не попытаешься бороться? Ты столько бился за то, чтобы нам бытьвместе, и на первом же препятствии готов отступить?

— Эвер... — Взгляд у него теплый, любящий, а в голосе всеравно безнадежность. — Прости, но некоторые вещи я просто знаю, и все.

— Ну-ну... — Я качаю головой, уставившись в землю. — Если тына пару-тройку столетий старше, это еще не значит, что последнее словообязательно останется за тобой! Потому что, если мы действительно вместе, еслинаши жизни, наши судьбы на самом деле переплелись, ты должен понимать — все этопроисходит не с тобой одним. Меня оно тоже касается. И я не позволю тебе сбе­жать— не выйдет! Нужно действовать вместе. Должен быть выход...

Я замолкаю. Меня трясет, горло перехватило так, что говоритьневозможно. Я в силах только стоять против Деймена, мысленно умоляя егоподдержать меня в битве, которую, может, нам и не выиграть.

— Я не собирался тебя бросать. — В глазах у него тоска.— Яне могу тебя бросить, Эвер! Поверь, я пробовал — и каждый раз возвращалсяобратно. Кроме тебя, мне ничего не нужно. Кроме тебя, я никогда никого не любил,но, Эвер...

— Никаких «но»! — Если бы можно было обнять его,прикоснуться, прижаться к нему всем телом... — Должен быть выход, и вместе мынайдем его. Знаю, что найдем! Мы слишком много значим друг для друга, чтобыпозволить Роману нас разлучить. Только я не справлюсь одна, без твоей помощи.Пожалуйста, обещай мне... обещай, что ты попытаешься.

Он смотрит на меня, словно притягивая взглядом. Закрываетглаза — и пляж наполняется тюльпанами. Их так много, кругом сплошь восковыеалые чашечки цветов на зеленых, чуть изогнутых стеблях. Каждый квадратный дюймпеска покрывают символы нашей бессмертной любви.

Деймен берет меня под руку, и мы идем к машине. Насразделяют только его куртка из тонкой черной кожи и моя хлопчатобумажнаяфутболка. Достаточно, чтобы исключить случайный обмен ДНК, но слишком мало,чтобы умерить жар, пульсирующий между нами.

— Угадай, что я тебе расскажу?

Майлз усаживается ко мне в машину — большие карие глазараскрыты еще шире обычного, детское личико расплывается в улыбке.

— Не ломай голову! Я тебе сам скажу, потому что тебе никогдане догадаться!

Улыбаюсь — я ведь слышу его мысли за миг до того, как онуспевает произнести их вслух. Вовремя удерживаюсь, чтобы не сказать: «Ты едешьв театральный летний лагерь, в Италию».

Майлз выпаливает:

— Я еду в театральный летний лагерь, в Италию! Точнее— воФлоренцию! На родину Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля...

«И твоего хорошего друга Деймена Августо, который, междупрочим, был знаком с этими великими художниками».

— Я уже несколько недель знал о такой возможности, вчеравечером объявили официально, а я до сих пор не могу поверить! Восемь недель воФлоренции! Ничего не делать, только есть, играть на сцене и гоняться за горячимиитальянскими красавцами...

Я оглядываюсь на него, задним ходом выводя машину на дорогу.

— А как на все это смотрит Холт?

Майлз косится на меня.