19 июля н. ст. соответствовало 6 июля ст. ст. Между первоначально установленной датой контрнаступления на внешнем фронте и одновременной большевистской атаки на внутреннем фронте (15 июля, по Хоффману, или 16 июля, по Людендорфу, т. е. для Ленина — 2 или 3 июля) и фактическим началом несколько раз откладывавшегося немецкого наступления (19 [6] июля) образовался временной зазор в четыре дня, богатых событиями для петроградских организаторов. Должно быть, это стало тяжелым испытанием для их нервов, тем более что на сей раз ввиду «поистине серьезного» (Хоффман) или «очень серьезного» (Людендорф) положения на галицийском фронте Людендорф, несомненно, потребовал от русского партнера весьма мощной, по возможности решающей вспомогательной акции; он также энергично побуждал к атаке Обер-Оста и, очевидно, впервые удостоил доверием начальника его штаба Макса Хоффмана, который отныне с повышенным вниманием следил за происходящим в российской столице[2934].

Учитывая большое значение этой решающей ситуации, удивительны данные большевистских и советских источников о времяпрепровождении Ленина в рассматриваемые дни. Согласно им, 29 июня (12 июля н. ст.) Ленин уехал из Петрограда для настоятельно необходимого ему отдыха (!) на дачу своего секретаря В. Д. Бонч-Бруевича в деревне Нейвола близ железнодорожной станции Мустамяки, на финской территории южнее Выборга (в 25 км к северу от Петрограда). Там он старался развеяться плаванием и разными играми. 4 июля к нему совершенно неожиданно пришло известие о начале рабочего восстания, заставив его немедленно вернуться в столицу, чтобы мирно остановить восстание[2935].

Эта версия, подтвержденная в том числе и Бонч-Бруевичем[2936], предоставляла Ленину алиби в отношении июльского восстания. Если следовать ей, то партийный вождь на время своих финских каникул предусмотрительно созвал 2-ю экстренную Петроградскую общегородскую конференцию РСДРП(б) как своего рода контролирующую инстанцию (под приглядом его жены), среди 145 делегатов которой «случайно» оказались все руководители Военной организации, агитаторы и пропагандисты восстания (Невский, Г. И. Бокий, Свердлов, В. Володарский и др.), к тому же постоянно совещавшиеся с предводителями заводских и гарнизонных боевых групп.

По другим свидетельствам, в период непосредственной подготовки и начала восстания Ленин по крайней мере часть времени провел в Петрограде. По сведениям Никитина, он как раз 2 (15) июля, т. е. в день, первоначально назначенный для германо-австрийского контрнаступления, утвердил в Петрограде план вооруженного восстания[2937]. Пресса также сообщала, что 2 июля Ленин в особняке Кшесинской работал над планом восстания и военными диспозициями[2938]. Суханов узнал от Луначарского, что в ночь на 3 июля Ленин договаривался с ним и Троцким о разделе министерских постов. А по словам Зиновьева, «поздно ночью на 3 июля» Ленин пришел «один в редакцию „Правды“, чтобы сдать рукопись»[2939].

Эти сведения вполне согласуются с тем фактом, что ленинские подручные по пропаганде восстания (Троцкий, Луначарский и пр.) 2 (15) июля разошлись по заводам и казармам столицы, агитируя за участие в восстании. И другие события говорят о том, что Ленин, разрабатывая планы 2 июля, взял за основу график (первоначальный) контрнаступления, наметив 3 июля (16-е, по Людендорфу), когда оно должно было развернуться «со всей мощью», в качестве даты скоординированного удара. Так, 2-я общегородская конференция РСДРП(б) 3 (16) июля обратилась к петроградским рабочим и солдатам с призывом к «мирной демонстрации»[2940]. Она требовала «немедленного выступления рабочих и солдат на улицы» и рекомендовала им «твердо, определенно» «заявить» о переходе власти к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов[2941]. Насколько «мирной» планировалась «демонстрация», она же «выступление» тысяч вооруженных людей, пояснил Сталин, когда кронштадтские матросы по телефону спросили у него, приходить ли им с оружием или без оружия. «Вот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем за собой», — намекнул он[2942]. Соответственно заместитель председателя Кронштадтского совета Ильин-Раскольников в телефонограмме из большевистской штаб-квартиры в комитет кронштадтского минного батальона от 3 июля распорядился, чтобы матросы в 6 часов утра 4 (17) июля «с оружием в руках» собрались на Якорной площади для отправки в Петроград, «где совместно с войсками петроградского гарнизона будет проведена вооруженная демонстрация»[2943]. Ранним утром 4 июля комитет большевиков Выборгского района, приглашая на демонстрацию к 10 часам заводские комитеты, сослался на «распоряжение ЦК РСДРП(б)» как организатора мероприятия. В протоколе собрания работников Балтийской верфи от 4 июля отмечено, что ЦК большевиков «изъявил свою волю, выступить сегодня». Эти распоряжения и реальные военные действия в Петрограде и окрестностях 3–4 июля отбрасывают позднейшие уверения Ленина и его соратников, будто никакой военной демонстрации они не планировали, а, наоборот, всеми силами старались таковой помешать, в область обычной для них демагогии. Без сомнения, петроградские военные советники Ленина планировали на 3 (16) июля, когда Людендорф собирался начать наступление, вооруженное восстание, и ленинские соратники его развязали.