— Мне не следовало бы тебя выпускать…

— Я не попрошу тебя об этом. Я сам себя выпущу.

— Если кто-нибудь из подмастерьев увидит тебя, это будет плохо. — Он все еще раздумывал. — Только в этой черной мантии он мог бы принять тебя за одного из нас, если бы не увидел твоего лица.

— Было бы лучше, если бы у меня был капюшон, не так ли? — Я сделал его себе, подражая подмастерьям, которых видел, и добавил украшения, которые носил мастер Гюрло, думая, что моя седая борода и волосы заслуживают их. — Как ты думаешь, это подойдет?

— Чернее. — (Он, несомненно, был храбрым молодым человеком.) — Наши — цвета сажи. Чернее черного.

Я сделал все, что мог.

— Возможно, я смогу достать тебе меч. Хочешь, я попробую?

Я сделал меч, подобный тому, что видел в руках их подмастерьев, с двуручной рукоятью и длинным прямым лезвием.

— Можно я подержу его минутку? Он настоящий?

— Конечно, можешь. — Я отдал ему меч. — Нет, не настоящий.

— Он кажется тяжелым. — Держать его в руках явно доставляло ему удовольствие.

— Это меч моего старого друга Хряка, насколько я помню. Не мог бы ты нести его для меня? Боюсь, я уже не молод.

— Мы этого не делаем.

Мы вышли, я сквозь дверь, а он через дверной проем.



 

Сегодня утром я отправился в город, намереваясь сделать доклад, просидел до полудня в приемной Кречета и вернулся сюда. Завтра я собираюсь сначала пойти к Кабачку — или, по крайней мере, в дом, который принадлежал ему. Я не сомневаюсь, что он мертв; Копыто никогда бы не солгал мне в этом вопросе. Но пока я сидел и думал, мне пришло в голову, что Кабачок, возможно, оставил для меня сообщение. Это, конечно, стоит выяснить. И это не будет более бесполезной тратой времени, чем сегодняшнее ожидание.

Когда Пролокьютор заставил меня принести жертву в Великом мантейоне, я подумал, что это не больше, чем небольшая трата времени. Теперь я ясно вижу, что это склонило чашу весов в сторону неудачи. Если бы я не согласился на его просьбу, то, возможно, нашел бы Шелка, который, как я слышал, остановился в нашей гостинице, а после жертвоприношения уже было слишком поздно. Время, потраченное впустую, никогда не может быть восстановлено. Я имею в виду время, которое мы проводим, ничего не делая и не получая удовольствия.

Я играл с Оревом и чесал Бэбби за ушами. Ничего из этого я не считаю потраченным впустую временем. Мне это нравится, и им тоже. Кроме того, я чувствую себя вправе немного отдохнуть после того, как столько времени скучал, сидя в приемной и глядя в никуда. Я обнаружил, что не могу молиться в присутствии тех, кто не молится.

Нет, ничего подобного я не обнаружил. Просто не пытался молиться. Завтра я снова пойду туда, и, если Кречет (который послал меня так же, как и Кабачок и другие) опять заставит меня прохлаждаться, я буду молиться. Возможно, ко мне присоединятся и другие. Это ободряющая мысль! Я уже с нетерпением жду возможности попробовать.

Шелк молился на борту лодки Аюнтамьенто, а доктор Журавль наблюдал за ним. Если он смог это сделать, то и я смогу сделать это.

Вернулась Джали, веселая и жаждущая поговорить. Наша прохладная, сырая, темная погода ей подходит:

— Это намного лучше снега, Раджан. Намного! Я должна двигаться, чтобы оставаться активной, но я уже так много спала. Мне кажется, что я никогда больше не засну. И я начинаю чувствовать себя голодной. Это замечательно!

Я заставил ее пообещать, что она не будет нападать на детей.

— Или бедняков. Ты всегда так говоришь.

— Очень хорошо. Или бедняков. Ни на кого из тех, кому не хватает еды. Ты ведь согласишься на это, правда?

Она улыбнулась, на мгновение обнажив клыки:

— Я не укушу себя, если ты об этом беспокоишься. Ничего, если я вернусь и укушу Человека Хана?

— Он мертв, я думаю.

— К этому времени у них уже должен быть новый. Нет, серьезно, я хочу красивую женщину, такую, как я. Я ее тоже не убью.

— И не будешь возвращаться к ней.

— Не больше одного раза. У тебя есть мое слово. — Она встала, чтобы уйти, — олицетворение красивой молодой женщины в белых мехах. — Как ты думаешь, мне лучше быть брюнеткой?

— Возможно. — Я внимательно поглядел на нее. — Нет, лучше и быть не может. Никакое мыслимое изменение не будет улучшением.

— Грудь побольше? — Она покачала бедрами — Вадсиг называет это «вилять задом». — Талия поуже? Мне нужно твое честное мнение.

— Плох вещь! — Это от Орева.

— Мое честное мнение — тебе не стоит даже пытаться. Ты можешь сломаться пополам.

Она рассмеялась. У нее очень приятный смех, но мне тогда показалось, что от ее смеха наша палатка стала чуточку темнее:

— Я хочу заняться сексом с одним из вас. С одной из ваших женщин, а потом покормиться. Разве это не будет весело?

Она меня дразнила, но я отмахнулся:

— Джали, я давно хотел поговорить с тобой о кое-чем серьезном. Возможно, сейчас самое время.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? Я не могу винить тебя. — Приподняв юбку, она протанцевала к двери нашей палатки.

— Нет, — ответил я. — Совсем нет.

— Это хорошо, потому что я долго не выдержу. — Она задрала юбку повыше, чтобы показать свои ноги. — Хорошенькие, правда?

— Очень.

— Но не сильные. Хотя они настолько сильны, насколько я смогла их сделать. Мне нужно найти другое животное, на котором я смогу ездить.

— Ты могла бы приехать сюда из Дорпа на своем белом муле. Конечно, это было бы намного медленнее.

Она пожала плечами:

— Я могла бы вообще не попасть сюда, а если бы и попала, то это был бы... ну, ты понимаешь.

— Полет.

— Не говори этого. Это неразумно. В любом случае, я потеряла бы своего мула, даже если бы не потеряла свою жизнь, и была бы разлучена с тобой. Я не хочу разлучаться с тобой.

— Любой другой мужчина или...

— Я так не думаю. Так или иначе, я собираюсь в город, чтобы попытаться купить нового мула или что-то в этом роде, если смогу найти лодку, которая меня возьмет.

Я пожелал ей удачи.

— У Меррин тоже были неприятности с животными, — сказала Джали, выходя.

Уже несколько минут я ломаю голову над этим именем. Моей первой мыслью, естественно, было, что «Меррин» — еще одна инхума, которую мы знали в Гаоне; но тогда не было смысла говорить, что Меррин тоже испытывала трудности с животными, поскольку они есть у всех инхуми.

Когда мы с учеником палача пришли в камеру Джали, с ней была нездорового вида молодая женщина, такая бледная и изможденная, что я испугался, что Джали кормилась, пока не вспомнил, что на Витке красного солнца Джали могла есть (и не могла есть) так же, как я — различия между нашими пищеварительными системами были стерты, так как ни у одного из нас ее не было.