— Да. Так ли это?

— Нет. Или, во всяком случае, я его не нашла. Но кое-что он вам все-таки оставил. Лодку.

Должно быть, на моем лице отразилось удивление.

— Наверное, он хотел вам что-то подарить. Возможно, он думал, что лодка мне не понадобится, и я просто продам ее. Я бы так и поступила, если бы в списке не было написано, что ее нужно сохранить для вас. Я мало что о них знаю.

Мы медленно пошли под холодным солнцем к гавани, чтобы увидеть лодку — я, она, ее внук и еще один мальчик того же возраста. На корме лодки виднелось ее имя — «Водяная Лилия». Это болезненно напоминает мне, что «Лилия» было именем дочери Языка, которая была убита во время моего отсутствия; я переименую ее и назову «Морская Крапива». Это йол (я никогда раньше не плавал на таком) с высокой мачтой впереди и маленькой на корме.

— Вы думаете, что справитесь с ней в одиночку? — спросила Перец. — От меня будет мало толку.

Я был удивлен, что она вообще хочет плыть, и сказал об этом.

— Пару раз я спускалась сюда, чтобы посмотреть на нее. — Почти защищаясь, она добавила: — Это то, что я должна была делать. Кабачок хотел, чтобы я присмотрела за всем этим.

— Конечно.

Она стала осматривать йол, ее тяжелая черная палка застучала по искореженным доскам пирса:

— Когда я была моложе…

Я указал на Ласку и его друга, которые уже были на борту:

— Не хотите ли присоединиться к ним?

Я бы сказал, что йол шире, чем мой старый баркас, и, может быть, немного короче; но им так же легко управлять и он скачет по волнам, как утка, а это главное. Я велел Перец взять румпель, предупредил, чтобы она не поворачивала его слишком быстро, и с помощью мальчиков занялся парусами, установив большой гафельный грот, маленькую треугольную бизань, которая была свернута на бизань-мачте — вероятно, единственный парус, который на ней можно ставить — и кливер. (Есть также летучий кливер, квадратный парус, который можно установить на передней мачте, и два еще не исследованных мешка в парусном ящике.) Было очевидно, что она могла бы нести больше, но на чужой лодке я счел разумным быть осторожным. С этими парусами мы понеслись вперед; мальчики были в восторге, как и Перец.

— Я поклялся, когда приехал сюда, что никогда больше не поплыву зимой, если смогу, — сказал я ей, — но клятву я сдержал. Это весеннее плавание, на самом деле.

Она кивнула, ее щеки покраснели, из носа текло, а большое круглое лицо сияло:

— Ветер несет аромат водоцветов.

Маленькая рука потянула меня за рукав:

— А он вернется?

— Кто?

— Ласка говорит, что ты велел ему поговорить с кем-то другим.

— О. Орев. Да. Я послал его поговорить с моей женой. — Я следил за движением грота и не обращал особого внимания на маленькое серьезное лицо перед собой.

— А он вернется?

— Надеюсь. Он всегда так делал, хотя однажды его не было почти год.

Перец похлопала по планширу рядом с ней и отогнала мальчиков:

— Вы в опасности. Вы это знаете?

Я сел:

— Только не от этих детей. В море всегда есть какая-то опасность, но в данный момент это совсем не страшно. От Кречета, вы это имеете в виду?

Она кивнула.

— Ничего такого не знаю. Вы подумали, по-моему, что я могу быть в опасности, когда мы говорили о том, что он стал кальде — ваш тон и выражение лица ясно это показали. Но Кречет был членом комитета, который послал меня за Шелком. Он вряд ли будет возражать против того, что я пытался выполнить его указания, и если он накажет меня за неудачу... — Я пожал плечами.

— Вы сказали — они думали, что, если один из них станет кальде, люди не согласятся.

Это было не совсем то, что я сказал, но я кивнул.

— Но они будут счастливы с вами. Думаю, вы правы. — Она выглядела задумчивой.

— Я ничего такого не говорил. Я сказал, что они могли бы принять кальде Шелка.

После этого она молчала, по-моему, до тех пор, пока я не развернул йол и не направил его обратно в Новый Вайрон. Затем она заговорила о возможности свержения Кречета:

— Он убьет вас, патера, если вы дадите ему время.

— Болезнь Нового Вайрона — не Кречет, — сказал я ей. — И без него это было жестокое и беззаконное место, и мне кажется, что с ним даже лучше. Плохая лошадь нуждается в большом кнуте, как говорится. Мы свергли судей Дорпа. Возможно, вы слышали об этом.

Она промолчала. Мальчики подошли поближе и прислушались.

— Это было легко — так легко, что я и мой юный друг приказали судье, председательствовавшему на моем процессе, осудить меня, потому что восстание, которое я планировал, могло бы и не состояться, если бы он этого не сделал. Видите ли, он хотел снять с меня все обвинения, потому что боялся. Держите курс, пожалуйста. Вы позволяете ветру сносить нас.

Я сам взялся за румпель и поправил курс.

— Я познакомился с жителями Дорпа, — сказал я ей. — Они хорошие люди — храбрые, трудолюбивые и гораздо чище нас. Хитрые торговцы, но добрые и, в основном, честные. Судьи воспользовались их хорошими качествами, и поэтому судьи должны были уйти; если бы я не убрал их, то через несколько лет это сделали бы сами люди. Судя по тому, что я видел, Кречет не использует хорошие качества людей. Он использует их плохие качества. Если они чересчур склонны ссориться, чтобы объединиться против него, и настолько жестоки, что охотно платят его налоги, лишь бы быть защищенными друг от друга, у них нет причин жаловаться.

Она все еще казалась неубежденной, и я сказал ей:

— Дорп был как Вайрон — ему было нужно лучшее правительство. Новому Вайрону нужны люди получше.

Гавань была уже видна, и я объяснил Ласке и его другу, как спустить грот, а затем приказал им встать у фалов. Мое внимание привлекло черное пятнышко вдалеке, и я помахал ему рукой, прежде чем снова сесть на планшир.

— В его нынешнем состоянии, — твердо сказал я Перец, — Новый Вайрон не может управляться хорошим человеком — генералом Мята, например.

— Или Шелком.

— Или Шелком. Вы совершенно правы. Либо он станет еще хуже, либо он отдаст румпель кому-нибудь другому.



 

Орев добрался до нашей лодки (я должен был упомянуть об этом, когда писал вчера вечером) вскоре после того, как мы спустили грот, и объявил: «Птиц взад!» и «Хорош Шелк!» — и дергал меня за волосы, как обычно. Все его глупости.

— Вы все хотите увидеть кальде? — с сомнением спросил клерк Бизона.