– Около двадцати лет, – задумчиво проговорил главный московский волхв. Запах тлеющего табака густел в воздухе, вытесняя летучий больничный дух. – Считай, всю твою жизнь.

– И всегда придерживались тех же взглядов? Ну, о порядке, о прогрессе… Что вы там говорили…

– В целом – да. Почему ты спрашиваешь?

– Да так, – Яр неуверенно повёл плечами, пробуя силы. Собственных немного, но на крайний случай всегда есть волшба. – Я вот думаю иногда, каким я был идиотом пять лет тому назад. Ещё через пять лет пойму, какой я идиот сейчас. А вы всю жизнь равномерно умны. Завидую.

Кирилл Александрович отнял от губ сигарету и изобразил кривоватую усмешку.

– Ты нахал, – бесстрастно сообщил он. – Но до мастерства наставницы тебе далеко. Поумерь пыл.

Яр не счёл нужным отвечать. Когда Прохор расточал похвалы старому хозяйскому другу, портрет выходил совсем другим. Безо всякого «дурмана» Яр вообразил себе если не всемогущего, то хотя бы мудрого человека, который сумел бы разрешить связавшиеся в плотный узел беды. Дурак. В богов верить перестал, а в великих людей – нет. Сразу надо было понять: не поможет ему Кирилл Александрович. Не по пути им. Слишком они разные.

Слишком легко местные волхвы пренебрегают клятвами.

LVI. Концы с концами

Широкое шоссе неслось навстречу, будто взлётная полоса. Где-то вдали, за почтительно расступающимися высотками, асфальт вонзался в низкое серое небо. Жизнерадостно бормотала о чём-то случайная радиоволна; бодрые голоса ведущих скользили мимо сознания, но вселяли зыбкую уверенность, что ничего катастрофического пока не случилось. Над столицей неохотно занимался очередной пасмурный день.

Час тому назад позвонил усталый врач, которого Верховский ещё ночью закошмарил требованиями держать его в курсе. Сообщил, что Зарецкий, баловень судьбы, благополучно пришёл в себя и находится в здравом уме и твёрдой памяти, хоть и пребывает по обыкновению в мрачном расположении духа. Верховский в ответ потребовал передать трубку подчинённому и коротко распорядился: из лечебного корпуса – ни ногой, указания медиков исполнять неукоснительно, язык держать за зубами и ждать дальнейших вводных. Хоть тут всё обошлось, пусть Старову и пришлось с утра пораньше строчить километровые объяснительные в надзор. Хороша эта парочка в поле, ничего не скажешь… Оставленный следить за новостями Чернов старательно рапортовал, что в Управе пока всё тихо. Это ненадолго: скоро разгорится рабочий день, и тут вскроется… А начальника магконтроля так некстати нет на месте. Всё утро и почти всю предшествующую ночь…

– …Губа не дура, Ноготь, – прокомментировал Феликс, едва ступив в душистый полумрак круглосуточной едальни. Первой попавшейся по дороге. Его некуда больше было девать в четвёртом часу утра: везти в Управу не хватало глупости, оставлять на заброшенной стройке в стальных объятиях арматуры – равнодушия.

– Помалкивай, – спокойно попросил Верховский. В просторном зале в изобилии имелись укромные уголки, которым для полной уединённости не хватало только чар тишины; место вполне годилось, чтобы побеседовать. – Можешь взять еды, если голодный. Я заплачу.

– Ещё б ты не заплатил. Ты ж теперь добропорядочный гражданин.

Верховский ему это спустил. Феликс зубоскалил и в прошлую их встречу, но тогда он был в силе, а теперь, связанный суровой клятвой, только и мог себе позволить, что огрызаться. Оба старательно делали вид, что симметричный обет, данный Верховским, уравнивает их возможности. Разница между бывшими приятелями и впрямь была невелика: ровно в один пистолет, прикрытый полой куртки от случайного взгляда.

– Ну? – неприветливо буркнул Феликс, как только официант унёс на кухню его скромные пожелания. – Чего тебе от меня надо? Про Рябова рассказать?

– Про всё в совокупности, – уточнил Верховский. Для себя он попросил, как всегда, только крепкий кофе. Через пару часов он дополнит кофеин тонизирующей настойкой из дежурной аптечки, чтобы не уснуть за рулём. – Начни с начала. Когда и как вы с ним познакомились?

Феликс хрипло хохотнул.

– Да как… В одном подъезде жили. Такие были времена, что все всех знали с рождения и до смерти, – он испытующе покосился на Верховского и зачем-то вытянул из подставки запаянную в пластик зубочистку. – Ты не понимаешь, да? Не было такого? Не домашний ты мальчик, а, Ноготь?

– Обо мне как-нибудь потом. Дай сюда, – Верховский быстрым движением конфисковал у нелегала расчехлённую деревянную щепку, демонстративно переломил пополам и отложил на дальний край стола. – Без фокусов, пожалуйста. Сам понимаешь: работа тяжёлая, нервы ни к чёрту.

Феликс осклабился, но предупреждению внял. Покорно сложил руки на столе. Как на допросе. Он бывал на допросах…

– Права не имеешь, – не слишком уверенно буркнул пленник. Он ещё не определился, до каких пределов можно наглеть. Верховский красноречиво промолчал в ответ. – Ты, небось, не в курсе, как оно тогда было-то, да? Никаких этих статей грёбаных. Учишь человека – ну и леший с тобой, потом только не забудь привести на замеры. Вот и дед Василь меня так учил. Я, знаешь, был шибко любознательный. Способный. Чё б такого не учить?

– Действительно.

– Вот видишь, всё честно, – Феликс испытующе сощурился. – Он вообще честный был – жуть. Как только меня такого воспитал, а?

– Так ты и не сирота, чтоб тебя наставник воспитывал.

– Вот зря ты. Родители у меня – труженики образцовые, – с насмешливой гордостью заявил Феликс. – Я б тоже был, если б не ваши молодчики.