— Трое? — кивнул мне Степаныч.

— Трое. Гнездо порушил, — кивнул я.

— Док… Рассказывай, Кащей, — поправился Голова.

Я и рассказал. Правда про облапанного медведя, кикимору и леший ещё знает кого — я промолчал. Нефиг, потому что!

— Спасибо, Кащей. Новая дерьмовина, — нахмуренно пожевал губами технолог. — Ладно, справимся, если что. Договор помню, погоди тут. Отмойся и имущество своё отмой, — махнул он в сторону байка.

И выкатили троица мужиков бочку на литров двести!

— Степаныч, я что, по-твоему, париться в бензине буду? — искренне возмутился я.

— Ну не будешь — и не будешь, кто твою душу бессмертную знает, — ржанул орчина. — Отмоешься — заходи в сторожку, мотоцикл сюда же загони, места хватит.

И утопал, довольный и зелёный, в пинжаке с искрой. А я от копоти отмывался. И бензин эту дрянь и вправду без особого труда смыл, но вот благоухал я…

Нет, определённую ностальгию я почувствовал. Всё же дорога, запах бензина.

Но эта ностальгия была СЛИШКОМ концентрированной. И в сторожке меня встретил орочий рёв:

— Не курить, мать вашу!!! Кащей, лядь!

— Сам дурак, — отпарировал я. — Что притащил, тем и…

— Да понятно. Так, бегом за мной! В баню, уже от бензина отмывать, — ржанул орчина.

И побежали мы, чтоб его, в баню.

11. Домашне-автомоечная

Зеленушки, пусть и на бегу за Степанычем, были довольно занятны. Как я и предполагал, наблюдая из-за ворот, бетонные коробки были древесными ветвями не только армированы и оплетены, но и расширены. Как закрытыми деревянными пристроями, так и верандами-площадками всякими. Вдобавок, некоторые дома были соединены ажурными деревянными мостами “по крыше”. Довольно симпатично, а главное, объясняло, почему Степаныч со “своим углом” не жмотился.

Если пять тысяч населения — и так весьма вольготно выходило. А с деревянными пристроями — явный переизбыток площадей. Но мне, в общем-то, пофиг — главное, чтоб был угол какой. Подобное у Ариски просить — язык не повернётся, места у них толком нет. А вот в Зеленухах — вполне.

Прохожих было немного, но вдали шумело, видно, рынок или ещё что-то подобное, которое “с полудня”, со слов Василия.

Мостовая, кстати, была наполовину асфальтовой. Но именно наполовину, а места, дающие стол, кров и особняк на тропических островах дорожным службам — безжалостно починены. Живым деревом и, на удивление, листами металла. Не дребезжащими, рифлёными, с зеленоватым отливом.

Видимо, совместное творчество, по необходимости, витафилов, которые ельфы, и некрофилов, которые гнумы. По необходимости дорогу латали.

Тем временем, досайгачили мы до “новостройки” — готишной башни, крытой сталью.

— Так, мойная, — тыкнул лапой Степаныч. — Олег, человека помой!!! — гаркнул он так, что будь я человеком — понадобился бы не банщик, а медик.

— Лады! — проорало из недр открытого на улицу коридора.

— И ко мне проведи!!!

— Я что…

— То самое!!!

— Лады! — без прошлого энтузиазма откликнулся невидимый Олег.

— Так, Кащей, я к себе, дела. Тут же служу, — потыкал он в башню. — Олег, механик наш, тебя ко мне отведёт. Всё, бывай, — и ускакал.

А я побрёл в широкий металлический коридор, размышляя на тему “с хрена ли механик-то?” Нет, с определённой точки зрения, учитывая стальные тросы, что-то в этом есть. Но мне не ТО проводить, а от бензина ополоснуться, вообще-то!

Олег оказался гнумом, в коже, переднике, защитных очках.

— Тебя Степаныч отмыть велел?! — рявкнул он, что объяснялось заметными наушниками.

То ли музыку слушал, то ли защитные — непонятно. Но орать я не стал, просто кивнул.

— Заметно, — проявил невиданную деликатность гнум, пошевелив ноздрями. — Заходи, — приоткрыл он металлическую дверцу в металлической стене неподалёку. — По стене постучи, как закончишь.

А за стеной оказалась… автомойка, блин! Ну не вполне она, но оборудование точно оттуда. Видно, меня всё же технически отмыть решили. Впрочем — пофиг. Да и вся машинерия не запустилась, только несколько щёток с брызгалами. Ну я и почистился, не раздеваясь, довольно быстро.

Постучал в стену, выслушал рёв: “сушись!” и подошёл к гудящему фену. И высушился, мысленно хмыкая от абсурдности происходящего.

— Здесь мужики, сам Степаныч, да и я, моемся. Быстро, — непрошено просветил меня Олег. — А ты не из тонкошкуров, видно! Они-то пищат тут, как бабы, — захихикал гнум. — Слушай, мужик, а ты до Степаныча сам не дотопаешь?

— Нет, потому что нихрена не знаю, где он, — отрезал я.

— А я покажу!

— А ты проводи, — внёс контрпредложение я.

Гнум и проводил, бормоча под нос фантазии, какой он несчастный и переутруждённый моими проводами.

Вход в логово Головы был велик. Как распахнутые ворота, так и коридор впечатляли размерами, видимо — строились с учетом габаритов орчины. “Тут Голова, пошёл я!” — буркнул Олег и утопал.

А я, соответственно, пошёл по коридору. Довольно занятному на вид: я предполагал, что башня — каменная, с элементами стального армирования. А судя по её нутру выходило, что она стальная, декорированная каменными плитами. Точнее, внутри даже барельефами — довольно симпатичные абстрактные узоры.

Полюбовался я и дошёл до… стойла. Ну, приёмной, но офигел я от увиденного знатно, причём пришлось тросами себя рулить, чтобы не пугать перекошенной рожей присутствующую даму. Собственно, она меня и шокировала:

Итак, строгая причёска в узел, лет тридцати, плюс-минус, на вид, в деловых очках, но в стиле “конторская дама”. В пиджаке, с ярко выраженной и выделяющейся, несмотря на подчёркнуто-деловой серый костюм, грудью. Про размер говорить страшно — двузначный точно. Но голова, лицо и тело были весьма немалыми, так что просто — большая грудь, в пропорциях.

А вот ниже начиналось самое весёлое. Итак, под очень “секретарским” столиком дама не сидела, а стояла. А низ её прикрывала серая, в тон пиджака, плиссированная… попона. Потому что дама в комнате была кентаврихой. И её рабочее место, невзирая на столик, больше было именно стойлом.

— К Лавру Степановичу? — довольно мелодично промолвила кентавриха, “профессионально” нахмурившись на меня.

— Угу, — блеснул красноречием я, все силы прилагая, чтобы не отвесить челюсть и не чесать в затылке.

Совершенно сюрреалистичное, но в то же время — органичное зрелище. И дамочка не гигантская, а просто большая. И “донор” лошадиной половины — не ломовик какой огромный, а, наверное, арабская кобыла какая, ну что-то типа того. То есть, общая высота-то метра