– Я не хочу говорить про дело, – произнесла Робин. – Я хочу говорить про нас. Тебе нужно понимать, почему я сделала то, что сделала.

– Прекрасно я все понимаю.

– Не думаю, что понимаешь.

Я отступил от нее, и моя рука нащупала торец открытой двери. Робин поняла, что я собираюсь закрыть ее между нами. Может, как раз поэтому она сказала то, что сказала:

– Есть и еще кое-что, что тебе наверняка следует услышать.

– Что?

Робин посмотрела куда-то наверх.

– У Грейс не имелось никакого сексуального опыта.

– Но она говорила мне…

– Врач это подтвердил, Адам. Несмотря на то что она тебе наговорила, совершенно ясно, что не было у нее никакой кучи дружков.

– Тогда зачем мне было это говорить?

– По-моему, ты сам уже это как-то сказал, Адам.

– Что?

– По-моему, она хотела тебя побольней задеть.

* * *

Дорога к дому моего отца спеклась в твердую корку, и красная пыль облепила мои ботинки, пока я шел по ней. Дорога загибалась к северу, а потом свернула к востоку, прежде чем перевалить невысокий бугорок, в итоге спускающийся к реке. Я посмотрел с него на дом внизу и на стоящие возле него машины. Их было немного, и одну я сразу узнал. Не саму машину, а номер, «J-19С» – серия «J» отводилась судьям[21].

Я спустился вниз, остановился рядом с машиной. На сиденье валялась скомканная обертка от кексика «Твинки».

Я знал эту сволочь.

Джилберт Т. Рэтборн.

Судья Джи.

Джилли Рэт, Джилли-Крыс[22].

Едва я отошел от машины, как передняя дверь дома резко распахнулась. Судья суетливо пятился оттуда, словно на него наседала собака. Одна его рука сжимала кипу бумаг, другая вцепилась в ремень на животе. Это был высокий и толстый мужчина, в аккуратном кудрявом паричке-накладке и крошечных поблескивающих золотом очочках на красной круглой физиономии. Костюм у него был достаточно дорогой, чтобы замаскировать бо́льшую часть его габаритов, но галстук все равно казался слишком узким. Мой отец последовал за ним на крыльцо.

– По-моему, тебе стоит подумать как следует, Джейкоб, – говорил судья. – Все это очень разумно. Если б ты просто позволил мне все объяснить…

– У меня какие-то проблемы с дикцией?

Судья слегка сдулся, а мой отец, почувствовав это, отвел от него взгляд и тут заметил меня, стоящего внизу. На лице у него промелькнуло удивление, и его голос взял на полтона ниже, когда он нацелился на меня пальцем.

– Хочу видеть тебя у себя в кабинете, – произнес он, после чего опять повернулся к судье. – И к Долфу с этими своими разговорчиками тоже не подкатывай. Он ответит тебе то же самое, что и я.

Не дожидаясь ответа, отец вернулся обратно в дом.

Дверь с москитной сеткой захлопнулась за ним, а судья лишь покачал головой перед тем, как повернуться лицом ко мне, стоящему в тени пеканового дерева. Обозрел меня с головы до ног, приглядываясь поверх очочков. Шея у него выдавалась во все стороны, нависая над тугим воротничком. Мы знали друг друга уже много лет. Мне довелось несколько раз предстать перед Рэтборном в судейской обстановке еще в ранней юности, и с тех пор он все так и сидел в суде первой инстанции. Обвинения никогда не были серьезными – в основном появление в пьяном виде и драки. У нас с ним никогда не было реальных проблем, до того, как пять лет назад он выписал ордер на арест по делу об убийстве Грея Уилсона.

Джилли-Крыс не сумел скрыть своего презрения.

– Не очень-то удачная мысль, – процедил он. – Опять засветить свою физиономию в округе Роуан…

– А как насчет «невиновен, пока не доказано обратное», жирный ты урод? Уже отменили?

Рэтборн подступил ближе, возвышаясь надо мной на добрых четыре дюйма. Влага бисеринами выступила у него на лице и на волосах вдоль висков.

– Парня убили как раз на этой ферме, и твоя собственная мать опознала тебя, когда ты покидал место преступления!

– Мачеха, – поправил я, отвечая ему таким же тяжелым взглядом.

– Тебя видели измазанным в его крови.

– Видел только один человек, – уточнил я.

– Видел надежный свидетель.

– Да ладно, – с отвращением бросил я.

Он лишь улыбнулся.

– Что ты тут вообще делаешь, Рэтборн?

– Никто ничего не забыл, знаешь ли. И даже если тебя не осудили, люди все равно помнят.

Я постарался не обращать на него внимания.

– Мы тут заботимся о своих, – сказал он, когда я открыл москитную сетку и обернулся. Его палец был нацелен на меня, и на его пухлом, как пончик, запястье блеснули дорогие часы. – Вот как устроена жизнь в этом округе.

– Ты, наверное, хотел сказать, что заботишься о вкладчиках твоей избирательной кампании? Разве не так?

Густая краснота поползла по его шее. Рэтборн был ярым поборником элиты. Если ты богатый и белый, он вынесет то решение, какое тебе надо. Он частенько являлся к моему отцу за наличностью для своей избирательной кампании и всегда уходил с пустыми руками. У меня не было никаких сомнений, что его присутствие здесь имело какое-то отношение к деньгам, поставленным на кон на этой реке. Джилли-Крыс явно успел каким-то образом и в этот пирог запустить свой жирный палец.

Я посмотрел, как он пытается подыскать слова, а потом втискивается в свою машину, когда ничего не пришло ему в голову. Развернувшись прямо на траве отцовской лужайки, Рэтборн запылил вверх по склону. Я дождался, пока он не скроется из виду, после чего окончательно закрыл дверь и прошел в дом.

Остановившись в гостиной, услышал наверху скрип половиц. Дженис, подумал я, после чего зашел в уставленный книгами кабинет отца. Дверь была открыта, но я по давней привычке постучался в дверной косяк. Шагнул внутрь. Отец стоял перед письменным столом, спиной ко мне, тяжело опираясь на руки. Голову он склонил к груди, и я видел только его шею в обгоревших на солнце складках.

Это зрелище пробудило воспоминания, как ребенком я играл здесь под столом, воспоминания о смехе и любви, будто весь дом был пропитан ими.

Почувствовал руку матери, словно она была до сих пор жива…

Я тихонько кашлянул, заметив, как его пальцы крепко сжались в кулаки, совсем белые на темном дереве. Когда отец обернулся, меня поразили его откровенно красные глаза и мертвенная бледность лица. Мы довольно долго стояли вот так, не двигаясь, и это казалось чем-то совершенно неизвестным и незнакомым для нас обоих – такая вот внезапная обнаженность.