— Я не хочу говорить об этом, — отрезала решительно. — Это никак не касается нас… с вами.

По его лицу медленно растеклась усмешка.

— Хорошо, — согласился он неожиданно уступчиво. — Но с чего вы так уверены, что этот ребенок — мой, а не вашего мужа?

Я мысленно отбросила все свои опасения, всю внезапную робость перед этой скрытой властностью. Мы должны были говорить на равных — ни покорность, ни покладистость еще не принесли мне ничего хорошего в этой жизни.

— Вы ведь неплохо осведомлены обо мне, не так ли? — спросила я его прямо, открыто глядя в глаза.

Он снова усмехнулся:

— Допустим.

— Тогда вы должны знать, что у нас с Артемом нет детей, — продолжила я уверенно. — Причина этого — в нашей несовместимости, но я много лет не знала об этом и была уверена, что бесплодна. Именно поэтому тогда, там… в уборной, я сказала, что нет причин для беспокойства. Я считала, что не могу стать матерью. Пока не забеременела после той ночи…

Он слушал внимательно, не перебивая. Когда я закончила, спокойно заметил:

— Аборт вы делать, как я понимаю, не собираетесь. Иначе не искали бы меня.

Я яростно мотнула головой:

— Ни за что! Я столько лет шла к этому… И вот, когда уже совсем отчаялась…

Голос предательски сорвался и я судорожно вобрала в себя воздух. Эмиль молчал, не делая попыток утешить, никак не реагируя. Лишь размышлял о чем-то, мне недоступном, задумчиво прищурив глаза.

— И чего же вы хотите от меня? — наконец поинтересовался он.

И я вдруг поняла, что не знаю, что ему ответить на этот самый простой вопрос.

— Я не знаю… — пробормотала и голос при этом звучал почти жалобно.

Все, что пережила за последнее время, всколыхнулось внутри, готовое прорваться наружу. И главной эмоцией в этом бушующем океане оказался страх. Тот страх, что изо всех сил заталкивала в себя как можно глубже, чтобы просто не сойти с ума.

— Мне страшно, — призналась едва слышно, неуверенная, говорю ли это вслух или про себя. — Мне страшно, — повторила уже громче. — Артем — не из тех, кто спокойно отпускает. И он сделает все, чтобы моя жизнь стала невыносимой! Уже делает…

— Ясно, — отозвался Эмиль так спокойно, что это породило во мне какую-то иррациональную злость. Нет, он был мне ничего не должен. Он мог даже вовсе меня не слушать. Но сейчас, когда чувствовала себя такой потерянной и беззащитной, его невозмутимость, граничащая с полным безразличием, неожиданно больно била по нервам.

— Я пойду, — решительно заявила я, готовая выскочить из автомобиля на улицу.

Его рука оказалась рядом так внезапно, что я вскрикнула. Он даже не коснулся меня, чтобы удержать на месте, лишь намотал на палец локон моих темных волос и подтянул к себе — так близко, что мы оказались лицом к лицу.

— Я вас услышал, Вероника, — проговорил он, глядя мне в глаза. — А теперь вы послушайте меня. У меня нет причин доверять вам, как и у вас — верить мне. Может быть, вы действительно в отчаянии, а может, преследуете какую-то цель… Я пока этого не знаю, но непременно выясню. А покуда я этим занимаюсь… советую вам запомнить простую вещь…

Он так резко отстранился, отпустив мой локон, что я качнулась, едва на него не упав.

— Вы можете стать моим оружием, а можете — всего лишь пешкой, — добавил Эмиль и теперь в его голосе звенела сталь. — Выбор за вами.

Он склонился ко мне, обдавая амбровым теплом, и распахнул дверь с моей стороны, давая понять, что разговор окончен.

— Бегите быстрее, начался дождь, — добавил вслед так обыденно, словно говорил подобное каждый день.

Но я его уже почти не слушала. Поспешно выбираясь из машины, желала лишь одного — как можно скорее оказаться в спасительном пространстве маленькой квартирки. 

— Ну наконец-то!

Нетерпеливый возглас Васи раздался, едва мне стоило войти в подъезд. Зябко пряча руки в карманы куртки, она стояла прямо у двери, словно сторожевой пес.

Я невольно рассмеялась от этой мысли, но смех вышел скорее грустным и таким горьким, что во рту стало неприятно.

— Ты почему домой не пошла? — поинтересовалась устало, в глубине души, тем не менее, ощущая новый прилив благодарности.

— Мне было спокойнее тут подождать, — откликнулась подруга и, более не размениваясь на разговоры, направилась к лифту.

Мы поднялись на свой этаж и молча зашли в квартиру. Быстро скинув с себя верхнюю одежду, Вася потопала на кухню, коротко бросив:

— Чай заварю. Отогреемся хоть.

Я рассеянно кивнула. Думать обо всем, что сегодня случилось, решительно не хотелось, но мысли сами собой лезли в голову. Голос — холодный, вызывающий неприятную дрожь, и сейчас звучал в моей голове. Оружие или пешка…

И как только я вообще умудрилась так вляпаться? Хотя теперь кое-что стало яснее. Эмиль с самого начала преследовал какие-то свои цели. Еще тогда, когда мы встретились впервые. Этим объяснялось все — его интерес ко мне, его первоначальное нежелание пользоваться пьяной женщиной и… то, что он в итоге передумал. Я хотела использовать его для мести мужу, а в итоге оказалась использованной сама.

— Чай готов! — крикнула Вася с кухни и я вдруг осознала, что так и стою на одном месте, даже не раздевшись.

Кое-как взяв себя в руки, я стянула пальто и повесила его на крючок. Каждое движение при этом давалось так тяжело, будто к моим конечностям привязали гири.

Когда я оказалась наконец за столом, Вася поставила рядом со мной чашку чая и решительно придвинула тарелку с бутербродами.

— Перекуси пока, — скомандовала она. — А я сейчас пасту по-быстрому сварю.

— Не хочется, — пробормотала я, обхватывая заледеневшими руками чашку. Странно — в машине Эмиля было совсем не холодно, но я чувствовала себя так, будто вошла в дом с мороза. Возможно, этот холод просто шел из глубины меня самой.

— Ты когда ела последний раз? — строго поинтересовалась Вася. — Поди еще днем, перед тем как на уроки уехала! Думаешь, ребенку это на пользу?

Она была права. Я бессильно уронила голову на руки, сдавленно выдохнув:

— И что бы я делала без тебя?

Вася на это лишь хмыкнула и приступила к готовке, бодро гремя посудой.

— Не хочу даже думать обо всем этом, — произнесла я, с трудом выпрямляясь. — Но знаю, что мысли все равно не дадут мне покоя. Где ты видела этого человека раньше, Вась?

Она замерла с кастрюлей в руках. По лицу пробежала тень, словно то, что я спросила, доставляло ей неприятные ощущения. Вздохнув, она решительно водрузила кастрюлю с водой на плиту и, включив газ, повернулась ко мне.

— Не очень-то приятно в таком признаваться, — криво усмехнулась она. — Но ты, в принципе, и так уже все знаешь. Знаешь, как я… тебе завидовала.