— Помеха — Варламов?

— К сожалению. Мне в отделении нужны не созерцатели, а оперативные работники — навалистые и хваткие. Майор Варламов тоже был когда-то ярым и бравым. Но годы, годы... Не те годы. Все будем старыми. Придет срок — и нам придется уступить дорогу молодым.

— Ну, вы едва ли кому уступите дорогу и в семьдесят, — засмеялся подполковник. — Неужели Варламов так уж стар? Сколько же ему лет, я что-то не помню?

— Точно и я не знаю. Возраст пенсионный — это точно. А мне бы работника помоложе. Шустрого и исполнительного. Чтоб у него под руками все кипело и шкварчало.

— Кипело и шкварчало, — повторил подполковник. — Но бывает и так: много визгу — шерсти мало. А о Варламове... Вот мы сейчас справимся в отделе кадров, — подполковник взглянул на разноцветные телефонные аппараты, снял белую трубку. — Михаил Алексеевич? Здравствуйте. Говорит Барабанов. Михаил Алексеевич, на тебя жалоба, говорят, ты не знаешь своих подчиненных. Иные из них уже давно достигли пенсионного возраста, а ты их держишь на высоких должностях вместо того, чтобы отправить на заслуженный отдых. Кто жалуется? Да я же, я, собственной персоной. Короче говоря, интересуюсь Варламовым из райотделения. Да, да, майором Варламовым. Говорят, ему пора выходить на пенсию. Посмотри, пожалуйста. Нет, нет, не обязательно сию минуту. Просто надо бы выяснить, сколько человек отслужил, каков возраст, не пора ли на пенсию. Да, завтра позвони мне. Что нового? Ничего нет, говоришь. У нас тоже новостей нет. А? Нет, с Бушмакиным и Ермаковой не завершено. У-ва-жа-е-мый Ми-ха-ил Алек-се-е-вич, — по слогам протянул подполковник, — хоть бы ты не теребил сердце этими вопросами. Нас уже и Москва об этом запрашивала, а мы ни «бе» ни «ме», сидим, как любит выражаться капитан Белов, на манер пушкинской бабы-дуры у разбитого корыта. Не по зубам орешек, выходит, — Барабанов покосился на Белова, покачал головой. — Хорошо. Ну, до свидания.

Положив трубку, подполковник сказал:

— Бушмакин и Ермакова в зубах завязли у всех. Пора бы уж кончать.

— Но как? — откликнулся живо Белов. — Козлова надо взять за загривок. Морозов не разобрался в этом смутном человеке. Я с Козловым беседовал сам: явно преступная личность. Прикидывается дурачком, играет в наивность, запутывает следы. Врет. Я разбиваю его вранье одно за другим: возвратился домой поздно, потерял берет и купил другой, оставил бутылку из-под вина. Он же не отрицает, что был в том самом подвале, где лежал труп Ермаковой. Фактами приперли — где же откажешься. Но теперь долдонит: не видел, не слышал, пьян был, не знаю, не помню... Морозов считает, что завхоз к убийству не причастен. Милое дело! Ссылается на криминалистику: следов крови на одежде не оказалось, отпечатки пальцев на расческе не Козлова. Ну и что? У него мог быть и сообщник. Надо прижать Козлова, а Морозов его отпустил. Я с этим не согласен, Василий Харитонович. С мягким сердцем ведет следствие Морозов. А с преступниками на мягком сердце далеко не уедешь. Я Морозова почти не знаю, не берусь судить о его деловых качествах, поскольку он пришел ко мне через ваши руки. Но дело Козлова надо вновь поднять, просмотреть свежим глазом-лазом.

Барабанов ждал продолжения исповеди капитана, и Белов не заставил себя долго ждать.

— Козлова нельзя было выпускать. Может, вы сами поговорите с прокурором, а я напишу что потребуется.

— Если есть сомнения, надо написать, конечно. Сомнения проверить еще и еще раз. А вдруг там и зарыта собака.

— Вот именно.

— Я сегодня поговорю с прокурором. А когда выходит из больницы следователь Романов?

— Наверное, не скоро. Видите, я почти начисто оголен, вот почему так долго ловлю преступников.

— Да, Романов бы пригодился. Заболел не вовремя. И болезнь-то прицепилась детская: дизентерия. Но ничего не поделаешь. Я сегодня думаю собрать ваши оперативные группы, всех, кто занимается делами Бушмакина и Ермаковой. Надо выслушать людей, помочь им.

— Надо помочь, Василий Харитонович. Романов болен, Варламов... Словом, надо помочь.

— Поможем. Соберемся у вас в отделении, я приеду в шесть вечера. А пока — сам еще раз все взвесь, обдумай. Значит, в шесть часов.

Подполковник поднялся. Белов не стал задерживаться, попрощался и деловито вышел. Походка у него теперь была далеко не такая, какой он входил в министерство. Шагалось легко, дышалось свободно. Друг он, начальник угрозыска, все-таки друг. Иной все не выложил бы, и разговаривал бы с тобой требовательно, жестко. Этот не ругал. Выслушал, протянул руку помощи.

Жаль, конечно, что придется делить лавры с министерством. Куда приятнее было бы заявить: «Изловили преступников своими руками!» Но поскольку розыски затянулись, время подперло к самому горлу, лучше прибегнуть к помощи министерства. Теперь-то уж в случае неудачи с Белова не взыщут — преступлением занимается сам отдел уголовного розыска, расследование ведется под его руководством.

Если бы не этот Варламов — копуха и добродей. Впрочем, Белов разъяснил ситуацию довольно ясно и определенно, подполковник обещал похлопотать о пенсии. Только теперь придется помалкивать даже при удаче — министерство взяло вожжи в свои руки.

Да, теперь лучше молчать. Но вот как держать себя Белову на бюро горкома партии? Что говорить? На министерство не свалишь. Ни-ни, ни под каким соусом. Министерство пилюлю проглотит без усилий, зато потом ка-ак даст под дых!

Так думал Белов, сбегая с крыльца на тротуар, шагая по улице в свое отделение. Шел он шумно, гулко постукивал по асфальту каблуками сапог.

XXI

Варламов пришел домой потускневшим, вконец расстроенным. Людмила Андреевна гладила белье. Она оторвалась от дела, посмотрела на мужа и безмолвно ахнула.

— Случилось что, Костя?

— Случилось, Мила, случилось.

Варламов, тяжело шаркая ногами, подошел к зеркалу, внимательно поглядел на себя, трогая пальцами лицо, седые волосы. Людмила Андреевна недоуменно, с тревогой следила за мужем.

— Ты что же это? Помирать собрался? Или на бал? Что-то не пойму.

— Сам ничего не пойму, Мила. Охо-хо, годы бегут. Как в романсе: быстры, как волны, дни нашей жизни. Раньше говорил: старею. Теперь поправка: состарился.

Варламов повернулся к жене, обнял за худенькие плечи, привлек к себе.

— Мила, меня сегодня в министерство вызывали, — взял маленькое лицо жены в широкие ладони, заглянул в глаза. — Предложили подумать об уходе на отдых. На пенсию.

Людмила Андреевна обессиленно села в кресло. Варламов поддержал ее, сам опустился на колени,