— Именно, Алекс, именно! Теперь скажи, что ты думаешь?

— Я думаю, что я удивлен. Неужели все еще трудно качественно организовать досмотр багажа и пассажиров?

— О чем ты говоришь?! Проводившаяся в течение трех месяцев в США проверка показала, что в большинстве случаев охрана не может установить наличие у пассажиров ножей, пистолетов и взрывчатки. Каждый из инспекторов министерства транспорта США располагал целым арсеналом оружия, включая ножи и автоматы, и муляжами взрывных устройств!

— И?

— «Ножи» были пропущены в семидесяти процентах случаев. Каждому шестому инспектору удалось пронести муляжи взрывчатки, а каждому третьему — боевой пистолет. Организовать абсолютный досмотр — невозможно!

— А что говорит сам миллионер? Кого-то подозревает? Или он — просто слепой контейнер для перевозки бомбы? Что он сам говорит? Ты с ним общался вообще?

— Разговаривал. Говорит, что ничего не понимает.

— Но ботинок его?

— По-видимому.

— Может быть, он отдавал его в починку?

— У мультимиллионеров это не заведено.

— Люди бывают эксцентричны.

— Ты прав, но мы все проверили. За последнюю неделю Насери с ботинком были неразлучны.

— А кто он такой вообще? Арабский шейх?

— Владелец сети отелей и ресторанов. Вполне добропорядочный миллионер. Благотворительностью занимается. Никаких связей с террористами за всю жизнь — проверено. Семья у него, кстати, есть. Молодая жена, трое детей. Мы их всех отработали, за всеми установили наблюдение.

— И ничего?

— Ничего. Правда, он с ними не живет. — Реддвей помолчал. — Тут нюанс. Он гомосексуалист. А я голубым не очень доверяю.

— Ага, все-таки не все американцы политкорректны.

— Не все, — сухо подтвердил Реддвей. — И вот тему его случайных связей проработать не удалось.

— Так, может, он хотел с собой покончить, может, у него несчастная любовь была, а?

Реддвей криво улыбнулся:

— Мне кажется, у арабских мультимиллионеров не бывает несчастной любви.

Турецкий помолчал.

— Насколько я понял, это был обычный рейс и обычный самолет. Он всегда так делал, этот Насери?

— Вот, это самое интересное. У Насери есть свой самолет. Точнее, два. Один летает, второй проходит профилактику — железное правило. Но в этот раз кто-то позвонил ему и посоветовал ехать поездом.

— В Майами? — улыбнулся Турецкий.

— Вот именно. Представляешь? Насери это воспринял как угрозу. И взял билет на обычный рейс.

— Этот телефонный разговор записан?

— Нет, все только со слов миллионера. Звонок был сделан на номер его мобильного телефона, который известен ограниченному кругу лиц.

— Телефонный разговор нельзя восстановить с помощью оператора сотовой связи?

— Не тот случай, — покачал головой Реддвей.

— Отрабатываете тех, кто знает телефон миллионера?

— Пытались. Трудно что-то сделать. Очень крупные люди.

— А ты что, мелкий, что ли? — со смехом сказал Турецкий, имея в виду и почти двухметровую фигуру Ред-двея, и его собственный вес, и служебный статус.

Реддвей против обыкновения даже не улыбнулся.

— Ладно, что ты от меня-то хочешь? — спросил Турецкий.

— Уже сказал. Хочу твои мозги. В ФСБ мне ничем не помогут. Что ты скажешь по поводу этого случая?

— Надо искать того, кто подменил ботинок. Работать с охранниками твоего миллионера. У него же есть своя служба безопасности?

— Конечно. И может быть, мы найдем ниточку. А может, нет… — Реддвей нагнулся к Турецкому: — Вашингтон намерен изменить стратегию борьбы с исламскими террористами.

Турецкий кивнул:

— У вас там начальство в ЦРУ сменилось, я слышал.

— Да бог с ним. Это все политика, а меня занимает только реальное дело. В общем, сегодня ситуация такова. Некоторые умные люди считают не слишком перспективными попытки арестовать или уничтожить Усаму бен Ладена и других террористических боссов.

Турецкий приподнял бровь. Это было что-то новенькое. Ради такого стоило встретиться с Питом и в Германии.

— А как же тогда?

— Теперь предполагают сделать акцент на ликвидацию террористов «среднего звена».

— Вот тебе раз…

Турецкий обдумывал услышанное. Он понял, что вот это и была та главная информация, ради которой они встретились. Злоключения миллионера с ботинком существенны, но на этом фоне второстепенны. Возможно, ради этого Реддвей и прилетал в Москву, чтобы снабдить этими сведениями Турецкого и его друзей.

Теперь Реддвей ждал его реакции. Реддвей знал, что в случае с Турецким ожидание всегда оправдано. Но когда Александр Борисович стал говорить, оказалось, что с выводами он не спешит.

— А как же рассуждения в том духе, что если отключить «голову», то «тело» умрет? Ведь в этом всегда была суть вашей стратегии в борьбе с террористами! Да и нашей, когда я вместе с тобой работал в «Пятом уровне»…

— Да никак, Алекс, никак! На сегодняшний день уничтожены или взяты в плен семьдесят пять процентов лидеров «Аль-Каиды». Ну и что, разве террористическая угроза ослабевает? Единственный конструктивный путь выиграть войну с этими… — Реддвей остановился. — …как по-русски, забыл… а! отморозками — нейтрализовать «операторов», которые рекрутируют новых «бойцов».

— А, ладно, — махнул рукой Турецкий, сделал вид, что его это больше не занимает, — у меня сейчас и без этого голова болит.

— Жаль. А мне кажется, с нападением на арабского миллионера может быть как раз такое дело.

— Пит, ты знаешь, для тебя я всегда открыт, но только сомневаюсь, что могу быть полезен тебе и твоему миллионеру. Мне тут, кстати, и своих хватает.

Разговор с Меркуловым был неприятным для обеих сторон, возможно, поэтому долго не начинался. Перед Меркуловым лежала служебная записка помощника генпрокурора с предложением передать дело о гибели профессора Белова другому сотруднику, а еще лучше — закрыть его вовсе.

— Саша, у тебя есть личные мотивы?

— Очень личные, — с сарказмом подтвердил Турецкий. — Костя, это висяк, в самом нехорошем смысле слова. На свете нет ничего труднее, чем узнать, что было на уме у самоубийцы!

— Ты запиши афоризм, — посоветовал Меркулов, — а то пропадет даром.

— Я не вижу в этом деле ничего, понимаешь? Допустим, Белова довели до ручки, как ты предположил. Что дальше? В Лаборатории на него все молились. Были научные противники? Подумаешь, большое дело! Меня соседка по лестнице знаешь как ненавидит? Она считает, что я вдыхаю ей дым в замочную скважину!