Шурик развернул лист, ожидая увидеть гневное послание, что читалось во внешнем виде Кати. Однако ответ ее уместился всего лишь в одной строчке, и Шурик широко заулыбался, как ребенок, открывший коробку с долгожданным подарком.

Ноябрьский вечер выдался холодным и ветреным. Мрачный город в свете уличных фонарей казался покрытым золотой пылью. Катя смотрела вокруг: на мокрый асфальт, пестрые вывески, прохожих, потоком стекающих к автобусным остановкам, и цепочки автомобилей, выстраивающих пробки. Сквозь стекла новых очков мир выглядел совсем иначе. Она успела забыть это чувство, когда расплывчатые образы приобретают четкие детали. Теперь все казалось ей невероятно интересным.

Катя пересекла дорогу и, минуя остановку, направилась вниз по улице, ведущей к трамвайным рельсам. Катя любила трамваи – тихие и медлительные, они были похожи на железных гусениц, лениво ползущих по городским дорогам, как по листьям растений. Маршруты их точно выверены и заданы направлениями рельс. А трамваи упрямо ползут, съедая асфальт там, куда могут дотянуться. Катя представила, как железные челюсти гусениц вгрызаются в асфальт, кроша и перемалывая его; как потом эти бреши разрастаются, превращаясь в ямы, и заполняются дождевой водой… Город – это подобие природного мира, собранное из металла и бетона.

Она спустилась к слабо освещенному переулку – узкому и пустынному, как все сохранившиеся в первозданном виде старые улицы города. Здесь можно было ощутить старину, многолетнюю историю – точно вернуться на машине времени на пятьдесят лет назад. Ей нравился этот переулок, обрывающийся у шумной дороги, – стоя у перехода в ожидании зеленого сигнала светофора, можно было чутко ощутить, как в одной точке, прямо под твоими ногами, встречалось ветхое, смиренное прошлое и монолитное, грохочущее настоящее. Старые домики уныло смотрели на проносящиеся мимо автомобили, а под асфальтом, расчерченным дорожной разметкой, были похоронены проложенные предками тропы.

Впереди загорелся красный светофор, и Катя сбавила шаг, чтобы внимательнее разглядеть знакомые окрестности. Благодаря очкам она впервые заметила резные ставни дома, кованый флюгер на одной из крыш и горшки с раскидистыми орхидеями в окнах ветхого домика, слишком скромного для таких цветов. Взгляд выхватывал из общей панорамы мелкие детали, доселе неизвестные Кате. Ей нравилось по частям собирать этот город…

Она услышала за спиной ритмичный стук: вначале далекий и размеренный, затем – стремительно приближающийся.

Предчувствие кольнуло под лопатки. Инстинктивно Катя ускорила шаг, но ее уже схватили за локоть. Она отчаянно дернулась – чьи-то пальцы впились лишь крепче. В панике она рванулась сильнее, чтобы обернуться и увидеть нападавшего.

Злобно сжатые губы и презрительный взгляд – по этим деталям можно было собрать весь образ Ирки. Враждебный вид, цепкая хватка, безлюдная улица… в Катиных мыслях все это сошлось в одну картинку, которая не сулила ей ничего хорошего. Однако внутренний страх она смогла спрятать за внешней напористостью, решив, что лучшая защита – это нападение.

– Отпусти. – Она дернулась изо всех сил, свободной рукой отталкивая Ирку. Та поддалась и расцепила пальцы. Катя потеряла равновесие и едва не упала.

– Какая же ты гадина! – выпалила Ирка, и ее возглас прокатился по улице. Отличное начало для разговора.

– Ты мне тоже очень нравишься, – спокойно ответила Катя, еще больше разозлив Ирку.

Неожиданный бросок, подобный атаке кобры, – и Катя почувствовала резкий толчок в грудь. Ее тело с грохотом влетело в железный забор, который спас Катю от падения. Дыхание перехватило. Сердце бешено заколотилось. С виду хрупкая и утонченная, Ирка впечатала ее в забор как заправский хулиган, прошипев:

– Я знаю, что это сделала ты!

– Если станет легче, можешь меня ударить, – произнесла Катя, поражаясь своей смелости. Вместо того чтобы смягчить ситуацию, она только дразнила Ирку.

– Вот и врежу! – огрызнулась та, но исполнять свое обещание не торопилась, продолжая испепелять Катю суровым взглядом. – Не знаю, как это у тебя получилось, но ты еще пожалеешь, что встала у меня на пути.

– Я пожалела об этом минуту назад, когда влетела в забор, – прагматично заметила Катя.

Такое происходило с ней впервые. Она была бойцом словесного фронта. Пока сверстницы устраивали разборки за школой, Катя сидела за книгами, которые могли научить дерзким фразам, но не боевому искусству.

– Из-за тебя я лишилась работы! И пережила такой позор… – Хватка на миг ослабла, а злость в глазах сменилась отчаянием.

– А ты докажи, что это я!

– Посмотрим, как ты заговоришь после пары хороших оплеух! – прошипела Ирка. Еще одна колкая реплика в исполнении Кати – и она поплатится за свое остроумие.

– Девочки! – испуганно вскрикнули где-то рядом. Обе по инерции обернулись на голос.

К ним со всех ног бежал Шурик, придерживая слетающий с плеча рюкзак. Катя улыбнулась – то ли от этой забавной картины, то ли радуясь неожиданному спасению. Но улыбка была стерта с ее лица одним грубым движением Ирки. Она стиснула ее плечо с такой силой, что сустав в ключице хрустнул.

– Защитника вызвала? – усмехнулась Ирка.

Хватка ослабла, и Катя смогла свободно вздохнуть. Ирка отступила на шаг, а в следующую секунду ее рука резко взметнулась вверх. Катя зажмурилась, готовясь к удару. Наманикюренные ногти царапнули щеку и ловко подцепили очки. С глухим стуком они упали на асфальт и жалобно хрустнули под ногой Ирки. С торжествующим видом она смерила Катю взглядом и, прежде чем уйти, бросила насмешливо:

– Счастливо оставаться!

Ирка круто развернулась на каблуках и стремительно зашагала вверх по улице. Катино сердце повторяло ритм цокающих каблуков.

Рядом с ней уже стоял Шурик. Запыхавшийся и проглатывающий слоги, он пытался узнать, что произошло. Катя молчала, глядя на месиво из стекол и пластмассы, которое еще недавно было ее новыми очками. Это оказалось больнее удара или цепких пальцев, сжимающих плечи. Раздавленные очки были едва различимы на мокром асфальте, а она все равно смотрела в ту точку, куда минуту назад опустился Иркин сапог.

– Катя, – позвал Шурик. Она перевела взгляд на него и, моргнув, почувствовала, как слезы заскользили по щекам. – Ты в порядке?

Она не смогла произнести ни слова, но кивнула в ответ, хотя слезы говорили красноречивее жестов. Заметив направление ее взгляда, Шурик поднял раздавленные очки – одно стекло рассыпалось вдребезги, второе, треснув, еще держалось в изувеченной оправе.

Он осторожно взял Катю под руку и повел за собой. Вдвоем они брели по тихой улице, пока не спустились к остановке, которая стала их временным убежищем. Шурик достал из рюкзака термос и протянул Кате, усевшейся рядом:

– Выпей.

Она сделала глоток и определила: «Чай с лимоном». В этот миг он показался ей лучшим напитком на свете. Она уже не плакала, только заложенный нос был напоминанием о недавних слезах.