– Мне неинтересно знать, как ты относишься к моему поступку.

– Не подумай ничего дурного, я тебя не осуждаю. Просто ты должна знать, что все твои старания напрасны. Начальница отложила выпуск на один день, а Ире поручено в срочном порядке восстановить материалы. Статья все равно выйдет.

Катя замерла, словно ее ударило молнией и пригвоздило к земле.

Когда-то она точно так же стояла перед матерью, пораженная новостью о переезде в другой город. В тот момент казалось, что вся несправедливость этого мира и вся сложность человеческого существования разом обрушились на нее. Девочка безропотно приняла свою слабость и бессилие. Но сейчас, испытав те же чувства, Катя поняла, что за дюжину лет в ней ничего не изменилось: мнимая сила обратилась в слабость, а напускная решительность – в осознание своей беспомощности. Словно за словами Шурика скрывалось послание жестокого мира, для которого она по-прежнему оставалась той девочкой, неспособной повлиять на ход событий.

Взгляд затуманился слезами; было достаточно моргнуть, чтобы они скатились по щекам. С минуту Катя стояла, закрыв глаза и беззвучно плача, но осторожное прикосновение вернуло ее в реальность.

– Не расстраивайся.

Катя стала спешно вытирать слезы рукавом пальто, а Шурик стоял, потупив взгляд.

– Я в порядке, – сказала она, обращаясь то ли к себе, то ли к Шурику. И больше не проронила ни слова.

Глубокий вдох, впустивший в легкие прохладный осенний воздух, успокоил ее. Катя зашагала к кофейному киоску, а Шурик стоял на прежнем месте, как верный пес, оставленный хозяйкой у магазина. Она вернулась с двумя стаканчиками, от которых исходили тонкие струйки пара и пряный аромат кофе. Катя неодобрительно взглянула на Шурика, точно готовилась сказать очередную грубость, но вместо этого протянула ему один стаканчик. Это был негласный знак примирения. Извиняться она не умела.

В молчании они направились обратно в редакцию, но Шурик вдруг осторожно спросил:

– Дело ведь не только в чувстве справедливости, да?

Катя напряглась и вцепилась в стаканчик так, что едва не пролила кофе.

– О чем ты?

– За твоим поступком скрывается что-то более сильное, нежели стремление к справедливости…

– Ты хочешь сказать, что я пытаюсь свести счеты с Иркой? – перебила его Катя. Уж лучше самой признаться в таких вещах, чем дать повод для упрека.

– Вы никогда не ладили с ней. – Шурик пожал плечами. – Не подумай ничего дурного, я вовсе не ради укора это говорю. Просто ты должна понимать, что Ирка сразу подумает на тебя.

– И что? – фыркнула Катя, всем своим видом изображая безразличие. Но ей не хотелось ссориться. – Ты можешь рассказать начальству обо всем. Я не обижусь.

– Мне ни к чему делать это,– ответил он и, подумав немного, добавил: – Я бы мог притвориться, что не понял ничего, но мне показалось важным сообщить…

– Я и без тебя понимаю, – небрежно сказала Катя и сделала глоток. Горячий кофе обжег язык. Она дернулась, отнимая стаканчик от губ. Может, это просто едкие слова, сосредоточенные на кончике языка?

Красноречие Шурика иссякло, а попытки завести с Катей разговор разбились о ее холодность. До дверей редакции они шли молча. Вокруг них гудел город и звенел от первых осенних заморозков воздух. Они одновременно пребывали в тишине и шуме, хотели о чем-то сказать друг другу, но притворялись немыми.

Шурик открыл перед Катей дверь, пропуская ее первой. Он снова обрел способность говорить, когда дверь громко захлопнулась, разрушив тишину между ними.

– Извини, если был навязчивым. Я всего лишь хотел помочь. – Он вручил ей стаканчик с нетронутым кофе и устремился вверх по лестнице. Катя попыталась убедить себя в том, что этот жест нисколько ее не задел.

Едва она появилась перед Дарьей, та с энтузиазмом стала рассказывать о главной новости, взбудоражившей всю редакцию. Не обратив внимания на поставленный перед ней кофе, Дарья безостановочно тараторила, решив в одном монологе уместить все версии сплетен. Однако Катя прервала коллегу на полуслове, заявив, что историю замнут и газета с материалом выйдет, пусть и с опозданием. Дарья замялась, не зная, как продолжить разговор. Тут и обнаружился кофейный стаканчик. Еда действовала на Дарью подобно кляпу, отвлекая от пустой болтовни.

Отвязавшись от коллеги, Катя решила сосредоточиться на работе. Почти смирившись с тем, что план с треском провалился, она взялась за недописанную статью. Слова неохотно появлялись на невидимых строчках текстового редактора, курсор надолго зависал в задумчивости, а потом продолжал медленно и скачкообразно выдавать символы. Катя не обращала внимания на монитор, созерцая клавиатуру. Белое поле текстового редактора раздражало. Она сощурилась, когда снова взглянула на него. Бессвязная россыпь букв медленно стала обретать смысл. Катя с удивлением обнаружила: это другой текст! Она ощутила те же эмоции, как в тот вечер, когда взбесившийся курсор самовольно стал плеваться буквами. Но теперь удивление быстро сменилось радостью.

– Кейт, это не повод для нытья! Не расклеивайся! – писал Ник: – Неужели ты воспринимаешь все это как вопрос жизни и смерти? Сдалась тебе эта статья…

– Ты как тут оказался?

Руки задрожали от волнения. Катя не давала эмоциям проявиться, а те настойчиво просились наружу, точно стуча и толкаясь в закрытые двери.

– Я же говорил, что могу оказаться в любом тексте.

Катя поймала себя на том, что улыбается монитору, и тут же бросила взгляд на коллегу – не следит ли та за ней? Но Дарья была поглощена работой: пальцы ритмично выстукивали текст, а брови в задумчивости сползали к переносице. Ничто не мешало улыбаться невидимому собеседнику, который уже оставил новое послание:

– Ты не подумай, что я тут просто так, прогуливался мимо да к тебе зашел. Я хотел тебя взбодрить и отговорить от бессмысленной печали.

– С чего ты взял, что я расстроена?

– Всякий раз, когда ты соприкасаешься с текстом – где бы он ни был, – я могу чувствовать тебя. Длинные паузы между словами говорят о том, что ты пишешь с неохотой и без вдохновения; а неспешность твоей мысли может значить лишь то, что думаешь ты вовсе не о том, о чем пишешь. Значит, ты расстроена.

В этих словах было нечто такое, что тронуло Катю. Теплое чувство разлилось внутри, словно кто-то опрокинул в ее душу кофейник.

– Спасибо. Ты очень многое делаешь для меня, – набрала она и замерла, ожидая ответа от Ника. Но он ничего не написал, неожиданно возникнув и так же незаметно исчезнув. Исполнив свою миссию, Ник покинул пределы этого текста, отправившись гулять по библиотечным книжкам или, быть может, играть на гитаре внутри недописанного романа.

Он делал для нее так много, совершенно не требуя благодарности. Во всем был противоположностью реальных людей, словно каждым своим поступком напоминая, что не принадлежит этому миру и не является человеком вовсе. Всего лишь книжный персонаж, среди которых частенько встречаются идеальные герои. В таких читательницы влюбляются, на таких хотят быть похожими. Ник был одним из них. Разве мог он встретиться в реальности?