Мы подошли к палатке с едой. Папа заявил продавщице, что у него очень редкое заболевание, при котором нельзя есть жаренное мясо, поэтому он хочет купить сырой фарш гамбургера. «Понятно», – сказала продавщица и сообщила, что на территории зоопарка строго запрещено продавать сырой фарш потому, что глупые люди пытаются скормить его животным.

«Вот такую бы толстуху, как ты, было бы неплохо скормить животным», – пробурчал папа. Он купил мне пакет попкорна, и мы вернулись к клетке с гепардом. Папа присел на корточки у решетки вольера. Зверь подошел поближе и внимательно посмотрел на папу. Папа продолжал смотреть на гепарда, но не так сурово, как на аллигатора. Гепард смотрел на папу. Потом гепард сел. Папа перешагнул через веревку, которая отделяла посетителей от решетки вольера, и сел прямо напротив гепарда. Гепард не двигался с места.

Папа медленно поднял руку и обхватил его прут решетки. Гепард посмотрел на папину руку и не двинулся с места. Тогда папа спокойно просунул руку между железными прутьями и положил ее на шею животного. Гепард потерся мордой о папину руку, словно приглашая себя погладить. После этого папа сильно потрепал гепарда по шее, словно гладил большую собаку.

«Ситуация под контролем», – сказал папа и жестом поманил нас к себе.

Мы перелезли через оградительную веревку и присели рядом с папой, наблюдая, как он гладит и ласкает гепарда. За нами стали собираться люди. Кто-то громко сказал, что нам стоит вернуться назад за ограждение. Мы проигнорировали этот совет. Мое сердце часто билось, но я не испытывала страха. Я чувствовала дыхание гепарда, который смотрел прямо на меня. В его янтарных глазах была грусть оттого, что он уже никогда не увидит равнин Африки.

«Я могу его погладить?» – спросила я папу.

Папа взял мою руку и медленно положил на шею гепарда. Шесть животного была мягкой, но одновременно немного колючей. Гепард повернул голову и уткнулся носом в мою руку. После этого животное раскрыло рот и лизнуло мою руку. Папа раскрыл мою ладонь. Гепард лизнул мою ладонь, словно провел по коже наждачной бумагой. Мне стало щекотно.

«Кажется, я ему нравлюсь», – сказала я.

«Еще бы. Кроме прочего, ему нравится, что руки у тебя в попкорне и соли».

За нами собралась небольшая толпа. Какая-то женщина схватила меня за рубашку и принялась тянуть назад за ограждение. «Не волнуйтесь, – сказала ей я. – Мой папа знает, что делает».

«Твоего папу надо арестовать!» – кричала женщина.

«Дети, хватит. Видите буча поднимается? Нам пора идти», – сказал папа.

Мы перелезли через оградительную веревку. Я оглянулась и увидела, что гепард следует за нами по другую сторону вольера вдоль решетки. Мы не успели затеряться в толпе, как увидели, что к нам бежит тучный человек в синей форме. На ходу человек придерживал руками прикрепленные к его ремню фонарь и пистолет, отчего казалось, что он бежит, держа руки на поясе, словно вот-вот пустится вприсядку. Человек орал что-то о правилах и о том, что уже много идиотов забиралось в клетки с животными и ничего хорошего из этого не вышло. Со словами о том, что мы должны немедленно уйти, охранник схватил папу за плечо. Папа оттолкнул его и принял боевую стойку. Некоторые мужчины из толпы принялись хватать отца за руку, и мама сказала, что нам пора идти.

Папа утвердительно кивнул и поднял руки, показывая, что он не собирается драться. Мы двинулись к выходу. Папа покачал головой и заявил, что с этими дураками бессмысленно спорить и драться. Люди в толпе шептались о сумасшедшем и его грязных, похожих на беспризорников детей, но какое мне было дело до мнения окружающих? Никому из них гепард никогда не лизал руки.

Приблизительно в это время папа снова потерял работу. Однако он сказал, что нет смысла волноваться, потому что Финикс – город большой и он быстро найдет новую стройку, на которой про него никто не распространил плохих слухов. Потом его быстро уволили со второй и третьей работы, выгнали из профсоюза электриков, и он снова начал подрабатывать халтурами. Деньги, которые мама получила в наследство от бабушки Смит, закончились, и мы опять начали еле сводить концы с концами.

Правда, я не голодала. Горячий обед в школе стоил 25 центов, и чаще всего на него денег хватало. Когда денег не было, я говорила нашей классной руководительнице миссис Эллис, что забыла деньги дома. Учительница смотрела в свои записи и заявляла, что за мой обед уже заплатили. Все это казалось довольно странным, но я не задавала лишних вопросов о том, кто именно был моим неизвестным благодетелем. Я ела горячий обед. Иногда этот обед был единственным, что я ела за весь день.

Однажды днем мы с Брайаном постояли дома перед пустым холодильником и решили пойти собирать бутылки. В конце соседнего переулка был склад, а на площадке перед ним огромный контейнер для мусора. Мы открыли крышку мусорника и залезли внутрь в поисках пустых бутылок, но вместо них нашли совершенно неожиданное сокровище – картонные коробки, заполненные шоколадными конфетами. Некоторые конфеты от долгого хранения побелели, другие были покрыты зеленой плесенью, но большая часть оказались совершенно нормальными. Тогда мы объелись шоколада. Если в доме не было еды или маме было некогда готовить, мы возвращались к тому контейнеру и иногда находили в нем очень вкусные вещи.

К сожалению, на нашей улице не было детей возраста Морин, ведь она была еще маленькой, чтобы играть со мной и Брайаном. Морин каталась на красном велосипеде, который подарил ей папа, и часами играла со своими воображаемыми друзьями. У каждого из ее воображаемых друзей было имя, и Морин могла разговаривать с ними часами. Они могли долго что-то обсуждать, смеяться и даже спорить. Однажды Морин пришла домой в слезах. Я спросила ее, в чем дело, на что она ответила, что подралась с одной из своих воображаемых подружек Сюзи Кью.

Морин была на пять лет моложе Брайана, и мама сказала, что, поскольку у нее в семье нет ровесников, к ней должно быть особое отношение. Мама решила, что Морин надо записать в «нулевку» и ходить туда она будет не такой оборванкой в обносках, как остальные ее дети. Мама решила, что придется своровать одежду для Морин в магазине.

«Мам, а это не грех?» – поинтересовалась я.

«Не совсем. Бог не против того, чтобы мы немного изменяли правила в свою пользу. Это, понимаешь, как убийство ради самообороны. Это обоснованное воровство, которое можно оправдать».

План у мамы был простой: прийти с Морин в магазин, набрать кучу вещей, зайти в примерочную, потом выйти и сказать, что ничего не подошло. Потом я с Брайаном и Лори должны отвлечь внимание продавщицы каким-нибудь шумом. В это время мама прячет одно из платьев под перекинутый через руку дождевик.

Так мы достали для Морин три или четыре красивых платья. Однажды, когда мы с Брайаном делали вид, что деремся, а мама в тот момент прятала платье под дождевик, продавщица повернулась к ней и спросила: «Вы покупаете платье, которое держите в руках?» У мамы не было никакого выбора, и она сказала: «Да». «Четырнадцать долларов за детское платье! Да это разбой средь бела дня!» – жаловалась мама, выходя из магазина.