Четвертая причина – ради феодального обязательства. Ведь каждый держит свою жизнь, а именно телесную, как феод от Господа, от которого он имеет ее, и потому обязан выставлять ее за Него, подобно тому как поступил один из семи братьев, который, посмотрев на свои члены, отправляемые на пытки, сказал: От неба я получил их и за законы Бога не жалею их [2 Мак. 7:11].

В 15-й главе Гумберт, подобно Витри и Турнэ, связывает вассальное обязательство перед Богом и испытание верующих на преданность, когда объясняет значимость существования сарацинов для проверки христиан: «Ведь как проявляется верность рыцаря своему королю, когда он мужественно сражается за него против врагов, так и здесь» (Sicut enim apparet fidelitas militis ad regem cum pugnat viriliter pro eo contra ini-micos, ita et hic)[313].

На просторах своего объемного трактата Гумберт во многих случаях сравнивает Бога с земным сеньором и четко обосновывает свое сравнение. И все это по-прежнему для того, чтобы потенциальные крестоносцы легко усвоили идейную подоплеку крестовых походов в повседневно наблюдаемых ими реалиях земной жизни. В 11-й главе Гумберт сравнивает Господа с земным сеньором, объясняя таким образом, почему Святая земля особенно значима, на доступных примерах того времени. Почему же Святая земля так важна? Во-первых, именно в ней во время своего пребывания на земле Господь провел больше всего времени, подобно королю в излюбленной им вотчине (sicut rex in manerio, quod plus diligit).

Во-вторых, Он особенно позаботился о ней, подобно тому как магнаты заботятся о своих излюбленных землях (sicut magnates curam maiorem apponunt ad meliorationem locorum, que magis diligunt), направив именно туда пророков и оставив там своих учеников. В-третьих, именно там Он часто проводил собрания со своими учениками, подобно тому как король предназначает для этого особо дорогое для себя место (sicut rex loca sibi magis сага ad hoc députât)[314]. Гумберт демонстрирует: все признаки того, что Святая земля – это излюбленная вотчина нашего верховного сеньора, наличествуют! И именно из этой земли его изгнали сарацины, и эту проблему необходимо решить: «Его изгнали из столь любимой Им земли, стерли там Его имя и воздвигли дьявольский идол[315] Его врага (ydolum dyabolicum adversarii sut) в той святейшей земле»[316].

Резюмируя, можно констатировать: «вассальный» аргумент получил серьезных успех, возникнув в конце XII в. в рамках общей тенденции акцентирования пропагандой различных уровней личной значимости Святой земли для Бога и продолжив свое существование на протяжении всего XIII столетия. Целью ввода этого аргумента в оборот было проведение яркой аналогии между взаимоотношениями Бога и человека в рамках крестовых походов, с одной стороны, и реалиями повседневной жизни – с другой. Постепенно эта аналогия стала приобретать все больше составляющих элементов: если понтифики настаивали в основном на грядущем наказании за проявление неверности, проповедники добавили к этому аналогию с тесным оммажем, с инвеститурой фьефа, а также более иллюстративно показали аналогию между Богом и светскими сеньорами. Они же обогатили иллюстрации хорошо знакомой в среде знати терминологией. Не случайно это сделали именно проповедники на местах: как показывает также и опыт развития аргумента об индульгенции, именно они были настоящими мастерами проведения аналогий между крестовым походом и реалиями повседневной жизни Европы того времени.

Обосновывая, почему нужно непременно выступить в крестовый поход на защиту затронутых сарацинами интересов Бога, пропагандисты толковали не только о «вассальном» аргументе. Был еще один довод, завязанный на необходимости для человека выступить на защиту интересов Бога – аргумент наличия «долга перед Богом» за то, что тот в свое время сделал для нашего спасения, будучи распят на кресте.

Как на значимый общий элемент папских булл на идею «долга перед Богом» первым обратил внимание Р. Рехрихт, однако он не разбирал конкретных примеров и не указал хронологические рамки существования идеи[317]. У. Шверин отметила существование идеи как таковой на материале анализа папских писем эпохи крестовых походов. Согласно ее выводам, она была сформулирована во время понтификата Иннокентия III[318]. А. Бистед в своей недавней монографии об индульгенциях упоминает идею долга перед Богом на примере письма папы Григория VIII (1187), дошедшего в составе хроники о походе датчан, булл Иннокентия III и инструкции для проповеди крестового похода в Англии [319]. А. Бистед, правда, делает оговорку, замечая, что аутентичность буллы Григория VIII о походе датчан подвергалась в историографии сомнению, однако сама высказывается в пользу ее подлинности[320]. Более ранних примеров, чем вышеупомянутое письмо, в ходе работы над книгой обнаружено не было. Разве что Александр III в булле Cor nostrum (1181) утверждает, что мы должны «выставить наши тела опасностям и трудам за Него [Бога], чтобы не казалось, что мы забыли цену крови, которую он за нас пролил» (ut pro ipso corpora nostra periculis et laboribus exponamus, ne pretium sanguinis, quern pro nobis effudit, videamur obliti)[321]. На этот фрагмент уже ранее обращал внимание В. Крамер[322]. Впрочем, здесь мы видим пока лишь движение мысли в сторону обозначенной идеи, которая окончательно сформируется немного позднее.

Таким образом, анализ источников показывает, что четко сформулированная идея долга берет начало во времена понтификата Григория VIII (1187). В своем письме всем верующим, найденном в составе хроники об экспедиции датчан в рамках третьего крестового похода, папа Григорий VIII напоминает о том, что Бог сделал для нашего спасения, и намекает на то, что мы перед Ним «в долгу»: не забывайте, говорит папа, что вы – «должники Его искупления» (debitores redemptions sue)[323]. Эта тема получает развитие в приведенной в Historia Peregrinorum речи страсбургского епископа с призывом участвовать в третьем крестовом походе: мы должны вступиться за нашего Бога, отправившись в поход, поскольку имеем благодаря Ему «все, что мы есть, чем мы живем и что имеем» (ei debemus totum, quod sumus, quod vivimus, quod habemus)[324]. Проповедник настаивает на этом в своей речи и дальше: «к себе на помощь вас приглашает Тот, кто для вашего искупления, приняв образ человека и распятый на кресте, потрудился на земле для вашего спасения» [325].