В заключение стоит специально отметить: идея о божественной поддержке крестоносцев была распространена в хрониках гораздо больше, чем в непосредственно пропагандистских материалах. Если из хроник можно привести еще множество примеров, помимо процитированных выше, этого не скажешь о проповедях и папских письмах. И папы, и церковные деятели обычно не выделяли ее как отдельный аргумент. Дело, вероятно, в том, что в отличие от хроник, где можно не торопясь и на многих листах пергамента описать славные деяния крестоносцев против сарацинов, проповедь должна была быть компактной и состоять лишь из важнейшего, иначе паства могла не воспринять ее. А в таком случае первоочередным было обосновать начавшиеся уже во времена второго крестового похода беды и неудачи Латинского Востока, а не манить паству перспективой божественной поддержки, наличие которой, надо признать, было не очень-то заметно. Выход, как еще будет показано далее, был найден в аргументе о греховности крестоносцев. В свою очередь, идея о том, что Бог не поддерживает крестоносцев из-за грехов, логично предполагала мысль о возможности такой поддержки, если грехи прекратятся. В силу этого можно утверждать, что косвенным образом идея возможности божественной поддержки постоянно присутствовала в пропаганде, начиная со второго крестового похода. Ведь Бог, как мы увидим, наказывал крестоносцев, не насылая на них сарацинов специально, а лишь не мешая последним, прекращая оказывать всяческую поддержку крестоносцам.

Как мы видим, источники разного плана говорят о божественной поддержке. Но стоит задуматься: насколько это убеждение было серьезным? Ведь простое утверждение о том, что то или иное сражение было выиграно благодаря Богу, в теории могло быть не более чем риторикой, не более чем элементом стиля, не несущим специфической идейной нагрузки. Чтобы понять, что могло стоять за пропагандистским аргументом о наличии божественной поддержки крестоносцев, необходимо обратиться к хроникам прежде всего церковных авторов и проанализировать их тексты на этот предмет.

Анализ показывает, что за декларацией о божественной поддержке стоял целый комплекс представлений. Это, конечно, не значит, что подобные представления стояли за каждой встречающейся нам в том или ином источнике декларацией божественной поддержки. Но это означает, что по крайней мере не все подобные декларации являлись исключительно риторикой и элементами стиля без серьезной смысловой нагрузки. Причем свидетельства обозначенных представлений стоило ожидать увидеть именно на страницах хроник, где можно особенно подробно рассказать о славных деяниях франков. Разве достаточно просто сказать о том, что Бог поддержал крестоносцев здесь или там, что без этой помощи последние бы не справились, или абстрактно высказаться, что Он поддерживал экспедицию как таковую, чтобы прославить крестоносцев в глазах современников и потомков и продемонстрировать им божественную поддержку наглядно? У современника мог возникнуть закономерный вопрос: «Почему хронист столь принципиально в этом уверен?».

Именно поэтому нужно было привести конкретные факты, подтверждающие наличие божественной поддержки. Изучая их, можно предположить, какие представления современников стоят за декларациями о божественной поддержке в пропаганде.

Этот вопрос пока никто целенаправленно в историографии не ставил. Отдельные его аспекты затрагиваются лишь мимоходом.

Во-первых, наглядной иллюстрацией божественной поддержки является признание этого факта не кем-нибудь, а непосредственно врагом.

Например, в анонимной хронике «Деяния франков»[363] и производных от нее хрониках церковных авторов имеется очень интересный диалог, случившийся между сарацинским предводителем по имени Кербога и его матерью. Если сформулировать суть этого диалога кратко, то она заключается в том, что мать пытается отговорить Кербогу идти войной на франков, убеждая его, что он проиграет, но тщетно: Кербога отказывается внимать доводам матери.

Диалог явно выдуман хронистом: мать Кербоги, будучи сарацинкой, в подтверждение правоты своих слов цитирует псалмы, причем предваряет этого словами: «как сказал сам этот [христианский] Бог устами пророка Давида». Более того, мать начинает свой рассказ, заклиная Кербогу не идти против христиан «именами всех богов», что связано с представлением тогдашнего Запада о мусульманах как о язычниках. Наконец, она называет христиан «наследниками Христа», ссылаясь на «апостола» (ср. Рим. 8:17). Мать пытается донести до Кербоги мысль о невозможности победить христиан: ты, конечно, сильнейший воин, но проблема в том, что христиане не одни. «Христиане не в состоянии с вами воевать… но бог их за них ежечасно сражается, и днем и ночью держит их под своей защитой, неусыпно заботясь о них, подобно тому как пастырь заботится о своем стаде… Еще до того как они подготовятся к бою, их всемогущий и сильный в бою бог вместе со своими святыми уже разгромит всех врагов».

В версии хроники Роберта Реймсского мать Кербоги говорит сыну: «Если ты сразишься против христиан, ты сразишься против него [Бога] и против его ангелов»[364].

В версии Бальдрика Дольского мать Кербоги сомневается уже и в боевых качествах сарацинов, о которых в оригинальной версии «Деяний франков» сомнения не высказывалось: «Наш [народ] достаточно мужественен, но не настолько успешно действует в бою, неопытен и очень несведущ в подобном труде, ибо до сих пор, пребывая в состоянии мира, процветала старость этого народа»[365]. В той же хронике Кербога говорит, что не верит в божественную поддержку и, как известно, потом проигрывает сражение: «Они такие же люди, как и мы, и мы будем сражаться с нечистыми и необрезанными людьми, а не с богом, и бог не будет сражаться против нас» [366].

В истории первого крестового похода имеются и другие примеры, помимо диалога Кербоги с матерью. В хронике Роберта Реймсского имеется эпизод, где сарацинский предводитель Солиман говорит о божественной поддержке крестоносцев следующими словами: «Доблесть их не человеческая, но небесная или дьявольская. И они сами полагаются не столько на свою помощь, сколько на божественную»[367]. В хронике Бальдрика Дольского говорится, что в том числе и сарацины видели пришедшие на помощь франкам в битве при Антиохии «небесные войска» во главе со святыми: «Многие христиане видели это и, как считается, язычники-сарацины тоже» (Hoc multi viderunt Christianorum, et sicut putant gentilium)[368]. Как утверждает хроника, «это видение навело на сарацинов немалый страх» (Sarracenis ergo Visio hec multum incussit timorem)[369]. В хронике Роберта Реймсского сарацин Фируз спрашивает у Боэмунда о том, кто такие некие «белые войска», которые каждый раз приходят на помощь франкам в битве[370]. В той же хронике сообщается, что эмир, находившийся в Антиохии, видел этих белых воинов во время сражения (admiraldus… viditque innumera albatorum equitum milia cum candidis vexillis)[371]. В хронике Бальдрика Дольского в своей слезной речи после поражения при Аскалоне сарацинский предводитель допускает среди прочего наличие божественной поддержки франков: то ли их Бог всемогущ и сражается за них, то ли наш в гневе на нас (aut illorum Deus omnipotens est, et pro eis pugnat, aut noster nobis iratus est)[372]. В хронике Раймунда Анжильского имеется эпизод, в котором пойманный франками сарацин сказал: «Я вижу, что Бог избрал этот народ, и поэтому, что бы они ни делали, я не наврежу им»[373].