делает это очень сильно. И если нет возможности ввести в пищевод трубку Сенгстакена – Блейкмора[28], чтобы надавить на варикозные вены, то дело плохо. Кровь просто продолжает идти. И вообще не сворачивается.

Я увидел, что медсестра вызывает реанимационную бригаду. Пациент резко подался вперед, я подхватил его. Вокруг нас стоял шум, и, хоть шторы были задернуты, все это видели. Все пациенты пристально наблюдали за происходящим, их лица оставались бесстрастны, но при этом умоляли меня что-нибудь сделать.

Пожалуйста, доктор. Спасите его. Спасите меня.

Я все еще держал его. Мне казалось, что я смотрю на него издалека. Я словно смотрел на фотографию и видел, как держу пациента на руках, а его рвало кровью куда-то мне за спину.

Я ПОЛОЖИЛ МУЖЧИНУ ПЛАШМЯ НА КРОВАТЬ И НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДЕРЖАЛ, ОБНИМАЛ, УТЕШАЛ И УДЕРЖИВАЛ ЕГО, ПОКА ОН УМИРАЛ. ЭТО БЫЛО САМОЕ БОЛЬШЕЕ, ЧТО Я МОГ ДЛЯ НЕГО СДЕЛАТЬ В ТОТ МОМЕНТ.

На короткое мгновение мы остались только вдвоем, больше вокруг никого не было, затем к нам подбежала реанимационная бригада, чтобы оторвать нас друг от друга и начать свою бесполезную уже работу… Все было как в замедленной съемке.

А кровь продолжала литься. Поскольку я был медиком, мои знания все же взяли верх над чувствами. Я встал и начал пропихивать в умирающего трубку. У него все еще прощупывался пульс, и, когда его не рвало, он пытался дышать. Реанимационная бригада взялась за дело, а я отступил назад, пока не почувствовал штору позади себя. Следующие тридцать минут я просто наблюдал за ними.

После того как они ушли, я заполнил карту и записал в конце время смерти. Я вернулся и сел на край его кровати. У коек всех остальных пациентов шторы были задернуты, так что казалось, что палата пуста.

Медсестра принесла мне чая.

– Ты в порядке? – спросила она.

Я молча кивнул.

Передавая мне кружку, она поскользнулась на окровавленном полу, схватилась за окровавленные простыни, и они съехали с кровати. Она соскользнула на пол и упала на колени прямо в кровавое месиво. Я помог ей подняться, и мы сели рядом. Она смотрела, как я пью чай, а я глядел на нее, а потом мы встали и вышли. Я никогда не знал ее имени. Мы оба были сломлены, хромы и окровавлены.

Я помню, как позже смывал его кровь. Я подставил туфли под кран, чтобы сполоснуть их, и смотрел, как вода образует маленькие ручейки на полированной коже.

Каждый раз, размышляя об этом случае, я понимаю, что плачу…

Прошли годы с тех пор, как «Желтый человек» умер у меня на руках. Это было время наполненной профессиональной жизни. А я все не переставал и не перестаю думать о нем. Конечно, не с такой тревогой, как раньше, и эти мысли меня сейчас уже так сильно не расстраивают, но тот случай навсегда со мной.

«Желтый человек» покончил с собой. Это не было самоубийством в прямом смысле слова, но вполне могло бы им быть. Он не заколол себя, не поджег свое тело и не прыгнул с моста, но он мог бы это сделать. Просто он совершал самоубийство медленно, используя алкоголь.

Он не оставил записки, но это не важно, потому что так вообще мало кто из нас делает.

Обучение на психиатра

– Кстати, почему ты стал психиатром? – спрашивает Элейн, когда приносит мне на подпись несколько рецептурных бланков.

– По правде сказать, не знаю. В то время это казалось хорошей идеей. А почему ты стала медсестрой?

– Все началось с того, что нужно было чем-то заняться. Я поссорилась со своими родителями. Знаешь, я была довольно непокорной.

– Ты шутишь?

– Правда. Но потом у меня внутри просто что-то щелкнуло. Мне нравится разбираться с проблемами людей. Собственно, поэтому мы все этим и занимаемся, правда же?

– Как твоя дочка? – спрашиваю я.

У дочери Элейн расстройство пищевого поведения, и она недавно снова начала ходить в школу.

– Ей намного лучше. Она делает уроки. Школа действительно помогает ей.

Элейн берет пачку заметок с моего стола и пролистывает их.

– Эй, это личное.

– Кто такой Рой? – спрашивает она, игнорируя меня.

Я отбираю у нее заметки и снова кладу их на свой стол.

– Рой был первым человеком, с которым я общался как психиатр. В мой самый первый день.

– И ты вылечил его? – спрашивает она, широко раскрыв глаза от напускного удивления, и это совсем на нее не похоже.

– Ну хватит шуток. Пообедаем позже?

– Конечно. В час дня. Ты сможешь рассказать мне все о Рое.

– Только не в столовой, – кричу я ей вслед. – Мы пойдем на обед в ресторан.

Но она уже не отвечает.

Прежде чем отправить заметки о случае Роя в «ящик для хранения», я прочитал их. То был первый день работы психиатром в больнице Святого Иуды. Пациент пришел, жалуясь на то, что его слишком сильно трясло, и медсестры вызвали меня осмотреть его.

Было 11:15 утра. К этому времени я проработал в области психиатрии ровно два часа пятнадцать минут. Я сделал несколько анализов крови, осмотрел пару человек в отделении и обнаружил беспорядок во врачебных делах.

Больница Святого Иуды, надо сказать, находится не в лучшей части города. Это неблагополучный район, и какое-то время в нем был зафиксирован самый высокий в стране уровень квартирных краж со взломом. Высокая безработица, низкие доходы, наркотики – вот общая картина.

У Роя была шизофрения. Это заболевание встречается у одного человека из ста. Он принимал антипсихотические препараты и говорил, что его все время трясет. Я расспросил его о болезни, и он рассказал мне, что стал страдать паранойей, когда ему было около двадцати. Он верил, что духи говорили о нем и контролировали его действия. В хорошие времена к этому его глубоко личному ощущению добавлялись симптомы, когда ему было плохо, он кричал на людей на улице. Он винил в своей агрессии лекарства, но при этом употреблял все больше сканка (разновидность каннабиса). Со временем уровень тетрагидроканнабинола (ТГК) в коммерчески доступном каннабисе возрос с 2 % до целых 28 %, что порождало еще больше причин для возникновении психоза и зависимости. Ни в коем случае не желая выказать осуждение, я все-таки придерживаюсь мнения, что марихуана – это плохо, особенно если у вас уже диагностирована шизофрения. А у Роя была шизофрения, и он курил сканк, в котором много ТГК.

– Голоса, – сказал он, – они управляют мной; заставляют меня действовать.

Ощущение, что ваши