Ясно, что в голове подружки роятся не самые светлые мысли. Япыталась настроить ее на лирический лад, но не преуспела. Женька все большехмурилась и на мои старания завязать ничего не значащий разговор нереагировала.

– Ты заметила, – вдруг сказала она. – Ни однойдеревни по пути.

– И что?

– Тебе не кажется это странным?

– Не кажется. Здесь плотность населения совсем другая, а тызавязывай себя пугать.

– Сколько километров мы проехали?

– Не больше двадцати.

– И указателей нет. Все-таки это странно.

Она увеличила скорость, насколько это было возможно, ещеминут двадцать мы ехали в молчании. Тут дорога сделала плавный поворот, и мыувидели небольшое озеро. На пригорке среди деревьев показался монастырь, сбокув низине, ближе к озеру, прилепилась деревня, десятка три домов. Тут иуказатель появился. «Рождествено, 1 км» – значилось на нем.

– Ну, вот, – вздохнула я, признаться, с облегчением.Женька перевела дух, улыбнулась и даже заметила:

– Красота-то какая.

Мы начали спуск к деревне и вскоре достигли первого дома.Дома здесь были большие, окна высоко над землей, но окошки маленькие, составнями. Я принялась озираться по сторонам, высматривая дорогу к монастырю.

– По-моему, тут надо свернуть, – сказала я Женьке.Песчаная дорога поползла в гору, перед нами выросла монастырская стена избеленого кирпича, наверху торчали штыри, на них в те времена, когда здесь былатюрьма, должно быть, крепилась колючая проволока. Мы проехали вдоль стены ичерез минуту оказались перед воротами. Одна створка была открыта, отсюдаоткрывался вид на двор с разнообразным строительным материалом, справавозвышалась церковь с пристроенной к ней колокольней. Церковь была совсеммаленькой, за ней два деревянных дома и дощатый забор, выкрашенный темнойкраской. Мы оставили машину возле ворот и вошли внутрь.

Судя по звукам, строительные работы шли полным ходом. Мыпересекли двор, но ни одной живой души не увидели. Дверь в церковь оказаласьоткрытой, в дверях стояла девушка в длинной черной юбке, бесформенной темнойкофточке и косынке. Она наблюдала за нашим приближением с некоторымнедоумением. Я улыбнулась, готовясь поздороваться, и, приглядываясь к ней,отметила про себя, что девушка настоящая красавица. Тонкие черты лица, довольносмуглая кожа, яркие губы, темные большие глаза с длинными ресницами были оченьхороши.

– Здравствуйте, – громко сказала Женька, опередив меняна мгновение.

– Здравствуйте, – ответила девушка без улыбки изамолчала. Мы с Женькой переглянулись, только сейчас сообразив, что к встречене подготовились. С чего начать разговор, в голову не приходило не только мне,но, судя по всему, и подружке.

– Какие у вас места красивые, – заметила она,переминаясь с ноги на ногу. Девушка молча кивнула. – Мы бы хотелипоговорить… – вздохнула Женька.

– С матушкой? – спросила девушка.

– Да.

– Я вас провожу.

Девушка направилась по тропинке к одному из деревянныхдомов. Женька, слегка поотстав, зашептала:

– Посмотри на церковь. Я уверена, это она была нафотографии.

– Знаешь, сколько таких церквей?

Девушка оглянулась, решив, наверное, что мы к нейобращаемся. Женька широко улыбнулась. Девушка между тем поднялась на крыльцо,где стояла широкая скамья.

– Подождите здесь, пожалуйста, – сказала она и скрыласьв доме.

Ждать пришлось минут пять. Дверь распахнулась, и на крыльцовышла матушка, а мы, признаться, удивились. Было ей никак не больше тридцатипяти лет, добродушное румяное лицо, взгляд внимательный. Улыбнулась уголкамигуб и сказала:

– Доброе утро.

– Здравствуйте, – одновременно вскакивая, произнеслимы.

– Я настоятельница монастыря, зовут меня Татьяна.

– Очень приятно, – затараторила Женька. – Мыжурналисты, приехали к вам издалека, хотели написать о вашем монастыре. Вообщео здешних местах. – Женька полезла в сумку за удостоверением, матушкаравнодушно взглянула на него и кивнула. Подруга кашлянула и продолжала: –Хотелось бы знать, как продвигаются работы, с какими трудностями высталкиваетесь, и о жизни в монастыре, конечно.

– Вы садитесь, – кивнула матушка на лавку и сама села скраю. – Трудностей много. Денег не хватает, – усмехнулась она. –Это главная трудность. Работы предстоит много. Мечтаем храм восстановить,работы по расчистке уже начались. Бог даст, к осени с этим справимся. Епархиянам всемерно помогает, ну и частные пожертвования. Их немного, но мы и малойтолике рады. За два года кое-что сделать успели, вот дома построили, поначалужили в вагончике, там сейчас рабочие. Сад разбили, огород у нас, подсобноехозяйство, сами себя обеспечиваем, иконостас заказали. По воскресеньямприхожане приходят со всей округи, они нам помогают чем могут. Становится ихвсе больше, что тоже не может не радовать. Хотите на церковь взглянуть?

– Конечно.

– Идемте, – позвала она и первой спустилась с крыльца.

К церкви мы пошли с другой стороны, миновав сад, которыйматушка с гордостью нам показала, и огород, где трудились четыре монахини. Онинас приветствовали, поглядывая не без любопытства.

– Сколько сейчас монахинь в монастыре? – спросилаЖенька.

– Семь человек, считая меня, и еще послушницы.

– Немного.

– Времена, когда в здешних монастырях жили десятки монахов,к сожалению, в прошлом. Начинали мы вчетвером. Бог даст, придут еще сестры.

Мы подошли к церкви: нас догнала черноокая красавица,принесла косынки.

– Спасибо, Наталья, – кивнула ей матушка.

Повязав косынки, мы вошли в церковь. Небольшой притвор спечью, поленница дров.

– Отопления газового здесь нет, – пояснила матушка,распахнула тяжелую дверь и пропустила нас вперед. Беленые стены, на потолкеостатки росписи. В том месте, где должен быть иконостас, решетчатаяперегородка, на ней несколько икон, ворота посередине, роскошная люстрапоблескивала в лучах солнца, проникавшего через узкие окна в куполе. Затертыеплиты под ногами были тщательно вымыты, посередине лежал большой ковер.

Тут было прохладно и тихо, и мы с почтением замерли. Матушкаперекрестилась, вроде бы забыв о нас на минуту. Из боковой двери появиласьмонахиня лет шестидесяти, подошла к ней и шепотом заговорила. Матушка кивнула иповернулась к нам: