– Мне? – Мона поперхнулась. – Почему?

– Вашей смелости. Вы не боитесь признаться в том, что чего-то не знаете. И это так искренне, так подкупающе. Это вызывает уважение. Чужая смелость никогда не оставляет равнодушным.

Он посмотрел в окно, где снова тяжелые снежные облака закутали небеса плотным покрывалом. Ян включил зеленую лампу, и мир сузился до небольшого стола. Он искренне улыбнулся девушке, размышляющей над его последней фразой, и вернулся на знакомую почву:

– И так, почему вы думаете, что «Великий Гэтсби» это роман о любви, а не об американской мечте?

– Не хочу о Гэтсби, – вдруг лукаво улыбнулась Мона, – хочу о «Безымянной звезде».

* * *

Домой возвращалась опьяненная. Она и не заметила, как на улицу свалилась ночь – резко и тяжело, в один момент покрыв собой снежный пух. Но взошедшая на безоблачном небе луна все искупала. Она рассеяла кромешную тьму, смешав молочный свет со мглой, и в результате небольшая улица странного города казалась отлитой из серебра. Снег мерцал на тротуарах и подоконниках, каменные дома казались отлитыми из стали. Моне хотелось петь, танцевать или снова завалиться в снег прямо посреди улицы и изображать ангела. Но несмотря на то что улица по обыкновению была пуста, Моне все равно казалось, что из-за плотно задернутых штор на нее кто-то смотрит. Ей нужно было с кем-то поговорить, срочно. Что бы папа там ни внушал ей о доверии, эмоциями ведь он ей не запрещал делиться? И если ему самому это не нужно, то с чего он взял, что не нужно ей?

Они провели с Яном целый день, не заметив, как пролетело время. После «Безымянной звезды», которую прихватила с собой, чтобы внимательно прочесть и понять, что у нее есть общего с главной героиней, они все-таки обсудили трагедию Джея Гэтсби и переключились на других авторов эпохи Фицджеральда. Затаив дыхание, девушка слушала про Зельду, про ее историю любви с великим писателем, про приключения Хемингуэя, про парижские циклы. Ян был прекрасным рассказчиком, а она чувствовала себя ученицей на уроке, который ей действительно интересен. Но еще больше ей понравилось говорить самой. И хотя в школе для нее это всегда было мукой, с Яном все было совсем по-другому. Он искренне интересовался ее мнением, живо реагировал на то, что она говорила, и – невероятно, но он не считал ее дурой! Все это вдохновило Мону, и она высказала свой взгляд на уже прочитанные книги. Они даже поспорили до хрипоты над образом Дейзи, но затем помирились. Съели все печенье, больше у Яна ничего не оказалось. А затем в библиотеку снова пришел странный мужчина, как и вчера, одетый в белую рубашку и черную куртку, и рассеял все очарование. Словно сорвал покров, под которым двое маленьких детей играли «в домик», и вернул их во взрослую реальность, где болтовня о книгах не стоит и гроша.

Но ему не удалось охладить то тепло, которое накопилось в Моне за время разговора с Яном. Удивительно, сколько простых обыденных вещей она упускала из виду и насколько они важны для того, чтобы чувствовать себя счастливой. Прикосновение, человеческое участие, прожектор внимания, направленный только на тебя. И то восхитительное чувство, когда тебя кто-то слушает и слышит.

Графиня. Ну конечно же! У нее и предлог есть благовидный – поблагодарить и сказать, что печенье удалось и очень понравилось Яну. Мона понятия не имела, который сейчас час. Зимой темнеет рано, но человек в кожаной куртке пришел явно до закрытия библиотеки (и не холодно ему в ней при таком морозе!), значит, еще не слишком поздно. Девушка была не в курсе графских ритуалов и расписания, но твердо решила, что внеурочный визит всегда можно искупить простым словом «извините» и спросить, придет ли графиня завтра. Она горела желанием продолжить не столько уроки кулинарии, сколько дружескую болтовню на кухне.

Она остановилась перед узким трехэтажным домом. Именно из него выходила утром графиня – Мона запомнила его благодаря смешной фигуре петуха, висящей над входом. Кажется, это называлось флюгер. Или флюгер это то, что на крыше направление ветра показывает? Неважно.

Девушка подошла к двери и занесла руку, чтобы постучать, как вдруг услышала женский крик:

– Нет! Пожалуйста!

Она узнала голос графини и, не думая о том, что делает, толкнула дверь. Та неожиданно поддалась, Мона ввалилась в крошечную прихожую, в которой ничего не было, кроме узкой деревянной лестницы, застеленной немного потертым зеленым ковром и уходящей куда-то вверх, и громко позвала:

– Анастасия? Это я, Мона.

Звуки замерли. Показалось, что дом, словно ожившее чудовище из детской сказки, медленно дышит, прислушиваясь к неожиданной гостье и размышляя, что от нее можно ожидать.

– Анастасия? – позвала еще раз.

На узкой лестнице послышались торопливые шаги. Графиня в наглухо закрытом платье, укутанная в широкую шаль, пыталась на ходу поправить растрепавшиеся волосы.

– Мона? – неловко улыбнулась она. – Что-то случилось?

– Нет, извините, если не вовремя, я просто заглянула, чтобы сказать спасибо… – залопотала девушка, но человеческое участие пересилило политесы: – У вас все в порядке?

– Да-да, – поспешно, даже слишком поспешно закивала графиня.

– Я слышала крики, – продолжала настаивать Мона.

– А, это дети играют, – натужно улыбнулась графиня.

– Дети? Но ведь они же уехали учиться? – Она не сводила глаз с графини, готовая поклясться в том, что та отчаянно лжет. Но зачем и почему?

– Это старая запись с дня рождения дочери, мы с мужем ее пересматривали, – мягко улыбнулась графиня. – Детка, мы можем поговорить завтра? Сейчас не лучшее время.

– Да-да, конечно, вы придете?

– Да, я буду у вас утром. Спокойной ночи, хороших вам снов.

– И вам, – кивнув, Мона развернулась, потянула на себя дверь и снова очутилась в серебряном пространстве.

Медленно побрела по направлению к своему убежищу. Она даже не волновалась о том, опоздает ли она к ужину, гораздо больше ее занимало то, зачем графиня ей соврала.

* * *

Эту ночь Мона снова провела без сна, читая «Безымянную звезду», раздумывая над глубоким смыслом, вложенным драматургом в каждое слово. Здесь не было лишних или проходных фраз. Все в точку. Время от времени мысли ее уносились от книги к Яну, она перебирала в голове все, что он сказал ей вчера, как посмотрел, когда засмеялся. И тут же прогоняла свои надежды: Ян – враг, он заодно с Кириллом. Она будет последней дурой, если западет на него. Нет, он вовсе не запал ей в душу. Он просто запасной вариант на случай, если с пленителем ничего не выйдет.

Кстати, Кирилл. Вчера она нашла в столовой сервированный ужин и записку от него с пожеланием приятного аппетита. Пожалуй, сегодня она может переходить к пункту номер два своего плана (в котором, впрочем, была не очень уверена). Если не удалось соблазнить его красотой, будет брать умом. Вчерашняя беседа с Яном настолько вдохновила ее и придала веры в собственные силы, что Мона не сомневалась – она уже может поддержать разговор. По крайней мере на тему книг.