До него донеслись шаги Ксении, которая спускалась по лестнице. Он заметил, что другой «Я» исчез, и какое-то время пытался восстановить события из разбитых кусков памяти. Ах да, записка, ссора, слезы и… и злость на самого себя.

Она подошла к нему. Через плечо брошена сумочка, небольшой чемоданчик прячется за ней. Что это? Нет!

Максим вытолкнул тупые осколки, царапающие мысли, и они, разрезая горло, выскочили наружу сухим корявым кашлем. Ксения молча смотрела ему в глаза. Дождь продолжал барабанить по огромной стеклянной двери веранды, усиливаясь. Потом оболочки ее глаз покрылись льдинками, которые, трескаясь, превратились в слезы. Повернув голову в сторону, она первой прервала молчание, и, как молния за окном, ее слова резкой пощечиной чуть не сбили его с ног.

– Я ухожу.

– Нет! Посто…

– Я ухожу! Я больше не хочу так жить. Я хочу быть единственной. Я не желаю делиться.

– Ксения!

– Не надо. Я все решила. Уже слишком поздно что-то говорить.

– Послушай! Дай мне сказать, – он почувствовал прилив гнева, который сменялся чувством обиды.

– Мне нужно время, чтобы все обдумать. Я хочу побыть одна какой-то период времени…

– Нет, – резко возразил он и схватил ее за кисть. – Никуда ты не уйдешь, мы должны поговорить как цивилизованные взрослые люди. Не делай поспешных заключений.

Злость и отчаяние стали резать его вены и с потоком крови вливаться в сердце и мозг.

– Оставь меня! – крикнула Ксения и выдернула руку.

– Подожди!

– Я ухожу! Все! Я решила! Хватит! Ухожу! Ухожу!

В его мозгу взорвалась ярость, смешанная с отчаянием. Он не мог изменить ситуацию, не мог удержать Ксению. Миллионы огней искрами разлетелись в его теле. И прежде чем он смог что-то осознать, рука резко описала дугу и дала ей пощечину. В этот момент ветер распахнул неплохо закрытую дверь, и принесенные им капли дождя разбились о тело Максима. Его окутал мокрый туман. Потом сверкнула молния, и послышался гром. Ксения стояла к нему спиной и, держась за щеку, плакала. Максим быстро пришел в себя, схватился за голову. Ему вдруг захотелось вырвать все волосы с корнями и красным мясом. «Что я натворил?! Как я мог это сделать?!».

– Прости… – тихо промолвил он и протянул руку в сторону жены, но не посмел ее тронуть.

Потом, схватив плащ, выбежал на улицу. Сел в машину и погнал по дороге, сам не зная куда. Дворники не успевали смывать серебряные лужи с лобового стекла. Он мчался сквозь дождь, словно хотел убежать от своего поступка… Дождь продолжался… Через какое-то время он оказался в каком-то переулке. Остановив машину, закрыл глаза, и темнота окутала его.

Очнулся он, когда уже сгустились сумерки, и вышел на улицу. Ливень усиливался. Сырой ветер хлестал плеткой по лицу. Он упал на колени. В блестящем черном плаще Максим напоминал монаха, который отчаянно молится какому-то богу, а может, и самому дьяволу.

Потом он встал и заревел, разрезая ночь своим гневом. Следующие события запомнились ему примерно вот так…

Ночь полностью поглотила меня. Ртутные капли со скоростью неслись с неба и разрезали мою плоть на несчастные кусочки холодной печали. Стальной воздух плевался тяжестью в легких, и каждый выдох забирал с собой часть моей души. Флюиды отчаяния и безысходности дрожащим потоком вливались в вены и растекались по моей сущности, подкрадываясь к устью сердца. Мне захотелось выдернуть эти бледно-голубые струны и порвать их. Не думать больше ни о чем, утонуть в сырой ночи, захлебнуться в каплях дождя. Не хотелось даже вспоминать о Ксении, ибо мысль о ней несла воспоминание о причине. О боли. Не зная, куда податься, я привстал и закрыл лицо ладонями. Почувствовал тепло, когда огненные капли потекли по ним. Как мне сейчас плохо… Ветер продолжает завывать между домами, и дождь хлещет наискосок по всему телу, передавая влажный горький трепет в самую глубь души.

Не знаю, сколько я так простоял на улице. Сколько времени прошло, сколько судеб поменялось, сколько звезд погибло и сколько воды утекло. Я очнулся и открыл глаза. Дождь перестал идти. Улица выглядела угрюмой, как больная старуха, и ворчала помятой бумагой, гонимой ветром и шаркающей об асфальт. Где-то вдалеке по улице повисли в густом мрачном воздухе огни. Цокот каблуков эхом отлетал от одной кирпичной стенки к другой. Глаза выхватили из темного мрака одинокий женский силуэт, который двигался в моем направлении. Стройные ноги грациозно вырисовывались из-под короткой мини-юбочки бордового цвета. Я приподнял голову. Мне понадобилось какое-то время, чтобы переварить все это. Она подошла ко мне. Молодая, лет двадцати, легкий кожаный жакет облегал ее прекрасную фигуру. Длинные ногти, красивые пальцы. Губы, чересчур ярко накрашенные блестящей помадой. От нее пахло весной. И чуть-чуть сладким потом.

– Привет, красавчик, потерявшийся в ночи. Заблудился?

Она подмигнула и улыбнулась, но без кокетства, как мне показалось. Я ничего не ответил, просто сверлил ее взглядом.

– Тебе не мешало бы выпить, – бросила она, кивнув в сторону огней.

Потом взяла меня за руку, и я ощутил ее горячую ладонь. Не сопротивлялся, когда она потянула меня, и пошел за ней. Вскоре огни сложились в буквы вывески: HooDoo.

В баре было накурено. Пахло винными парами и еще черт знает чем. За столиками сидели мужчины с молодыми девушками. Иногда какая-нибудь девушка уходила из-за стола, и ее тут же заменяла другая. Кислотный джаз заливал пространство помещения.

Мы подошли к стойке бара, и моя подруга что-то заказала. Не помню, что, но это обожгло мне грудь и согрело голову. Попросили еще. Снова жар в груди. Воздух становится гуще и плотнее. Затем девушка коснулась моего плеча и протянула что-то в своей руке. Это был красивый искусственный розовый цветок с лепестками из материи. «Фальшивая роза», – подумалось мне. Но я все равно положил ее в карман плаща. Подруга улыбнулась:

– Меня зовут Эмилия. Приятно познакомиться.

Я промолчал.

– Ладно, не хочешь говорить – не надо, но девушка подарила вам цветок, не откажите же в любезности пригласить ее провести вечер вместе.

Она улыбнулась. В ответ ни единой эмоции не отразилось на моем лице. Лишь застывший, цепкий взгляд.

– Опять молчишь.

Она допила содержимое стакана и закурила.

– Сто пятьдесят. – Красные губы оголили ровные, влажные зубы. – За час.

Затяжка, и нас окутал серый дым. Сейчас она нравилась мне, да и с самого начала тоже. Прекрасное создание ночи, борющееся за выживание в угрюмом баре и тусклом желтом свете фонарей переулка. Я захотел ее очень сильно. Может, я не соображаю, что делаю, только недавно произошло…

К черту! Не хочу вспоминать это сейчас. Нужна отдушина, и вот она. Захотелось поцеловать ее теплую молодую плоть. Кивнул, соглашаясь.