Крик боли.

– Пожалуйста, пожалуйста, – взмолилась Мария, не в состоянии пошевелиться. – Не надо! Не надо! Что я сделала?! Что?!

Максим медленно присел на стул напротив и расстегнул несколько пуговиц рубашки. Лицо его было лишено каких-либо эмоций.

– Ты попыталась сбить меня с толку, с моего верного пути.

– Как? Каким образо…

– Проповедуя ложь, изрекая подлые соображения, ты надругалась над настоящими чувствами, а это… это ведет к девиации.

Мария в недоумении всматривалась в его лицо. Что он плетет? Какая девиация? Она зарыдала. Дернулась, но плечо крепко держал нож. Максим наблюдал за всем этим сквозь пелену застилавшего его разум белого тумана. Он продолжил:

– Я на верном, истинном пути, а ты попыталась помешать мне. Знаешь, как говорят китайцы: «Если на твоем пути, на твоем истинном Дао станет даже патриарх – убей патриарха!». Ты ощущаешь, какая сила в этих словах?

– Сила не в словах, а в том, во что ты веришь, – сквозь слезы проговорила Мария. – Истинный путь должен вести к добру, а не к злу.

– Молчи! Не открывай больше рта!

– А я вижу только слепую ярость, которая вселяет в тебя безумие и рождает иллюзии, – продолжала она, рыдая. – Эта ярость вводит тебя в заблуждение.

– Ни слова! – прокричал он, протирая рукой лицо и окрашивая его в кровавый цвет.

– Но все-таки попробуй…

– Молчать!

– Попытайся осознать, откуда, но главное – по отношению к кому ты испытываешь эту ярость, которая затуманила тебе рассудок. Мне кажется, что эту ярость ты испытываешь по отношению к…

– Заткнись!

Максим вскочил, схватил пустую бутылку из-под шампанского за горлышко, как булаву, и приблизился к женщине вплотную:

– Я размозжу тебе голову и размажу мозги по стенке, если ты еще раз откроешь рот. Не открывай больше рта!

Он занес бутылку над ее головой, сверля злобным взглядом.

Тут она улыбнулась и спокойно промолвила:

– Я открою.

– Не открывай, не смей открывать!

– Ну что ты так на меня смотришь, жеребец, я пойду открою дверь. Ты бы поправил все-таки на себе одежду, – она поцеловала Максима в щечку и пошла в коридор.

Он снова оказался сидящим на стуле, а на столе стояла как ни в чем не бывало пустая бутылка из-под шампанского, рядом – неполный бокал из дорогого хрусталя. Быстрый взгляд на часы – маятник весело раскачивается из стороны в сторону, толкая стрелку за полночь.

Мария отворила входную дверь, вошел Дедов с бутылкой вина. Он весь аж запыхался, бедняга. Сел за стол, протер морщинистый лоб и изрек:

– Чертовы ключи, – потом хихикнул. – Да еще и лампочка барахлит, пришлось повозиться. Простите за задержку.

Мария обвила его шею рукой.

– Ой, мой сладкий! Я уже стала волноваться, хотела идти к тебе на помощь вместе с нашим гостем.

– Ничего, все-таки справился со всем.

– Ну, пока не со всем, мой милый, прибереги силенки.

Старик в ответ залился улыбкой. Максим молчал и желал только одного – поскорей смыться отсюда, убежать, не оглядываясь. Допивая десертное вино, он еле-еле вытягивал из себя фразы для разговора.

Наконец, покончив с десертом и распрощавшись, он оказался в своей квартире. Уже будучи наедине с собой, вспомнил, что, уходя, он обратил внимание на диковатое свечение в глазах старика – тот словно излучал какое-то неприятное бешенство.

«Да ответь ты уже на этот проклятый звонок!» – подумал со злобой Андрей, сердито поглядывая на даму, которая все еще сидела за соседним столиком. Красивыми пальцами с маникюром french она, как ни в чем не бывало, продолжала листать журнальчик, игнорируя вызовы. На ее правом запястье он заметил небольшую татуировку, напоминающую скорпиона.

Он машинально схватил пачку сигарет, но та лишь пусто выдохнула. Нет ни чинарика… Провел ладонью по бледному лицу, судорожно вдохнул теплый воздух – как будто бы нехотя, лишь потому, что так нужно. Подать кислород в кровь, чтобы выжить, чтобы жить, чтобы ощущать.

Рука поднялась вверх, рисуя в воздухе зигзаг. Вскоре появилась официантка с раскрашенной физиономией китайской Барби. Бросив на стол помятую купюру, Андрей покинул кафетерий. За его пределами он влился в бурлящий поток торгового центра. Все куда-то спешили, гул голосов жужжащим роем поднимался под высокий потолок. Резкая смена обстановки напрягла, особенно после того, как он неспешно копался в своих воспоминаниях. «Весь этот мир превратился в кошмар, – устало отметил он про себя, – в опустошающий душу ужас, горькую боль в сердце».

Боль… Как он устал от нее!

Купив сигареты, Андрей посмотрел на часы. Было около полудня. Выходит, он просидел в этом кафе довольно долго. Время, проведенное в прошлом. В целом, это были приятные воспоминания. Его встреча с Наташей… Он до сих пор помнил, как бешено билось сердце в груди, когда он гнал свой «фиат» назад в город.

Свежий воздух врывался в окно, заполняя легкие. Только оказавшись на магистрали, Андрей успокоился и смог наконец разглядеть Антахкарану. Да, она действительно была безупречно красива, даже сейчас, сорванная, лишенная жизни. Цветок напоминал дорогое изделие из голубого хрусталя с желтыми узорами в виде тонких полосок внутри. Но самое интересное, что Антахкарана испускала какое-то странное свечение в темноте салона; она походила на большого сверчка из страны великанов, куда попал Гулливер. Андрею было радостно на душе от того, что он заполучил-таки этот «несуществующий» цветок, заполучил, избежав кары злых духов, этого чертового волка – кто он там был на самом деле. Лесные духи не тронули его, отпустили. Вспомнив этот момент, он даже разозлился на себя за то, что там, на поляне, уже фактически отказался сорвать цветок и собирался уйти с пустыми руками. Такую красоту – и не забрать! Вот дурень! Он хмыкнул и притопил педаль акселератора.

Каждый указатель на дороге приближал Андрея к городу. Ему не терпелось позвонить Наташе, увидеть ее… Улыбнуться, посмотреть ей прямо в глаза. Он еще не доехал до города, а его уже подмывало набрать ее номер, чтобы их голоса соединились через пыльное пространство, ему хотелось поехать прямо к ней, хотя он не знал даже ее адреса.

«Угомонись!». Он сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить возбужденное воображение и вернуться в реальность. Сначала надо поехать домой и отдохнуть как следует. Да и вид у него не самый презентабельный, можно сказать, дикий. Ведь ему всю ночь пришлось карабкаться по горе, лазить по этому чертову лесу, пробираться сквозь густые кусты. Рубашка и брюки были помяты и изорваны в нескольких местах, так как от поляны с цветами он летел сломя голову, цепляясь за ветки и колючки. Ботинки были запачканы рыхлой землей и зеленью травы. Он был небритым, грязным, волосы торчали в разные стороны. Казалось, он всю ночь провел в бешеной пляске с вакханкой. Да еще и в ушах от усталости словно гобой гудел. Ну, допустим, наберет он сейчас ее номер, узнает адрес, направится к ней, и что? Он явно удивит ее – и не в лучшем смысле этого слова. Нарисовалась картинка – приперся эдакий взъерошенный радикал и, криво улыбаясь, размахивая желто-голубым цветком, пригласит ее на свидание. Да она точно решит, что он рехнулся. Даже цветок, наверное, не заметит, ошарашенная видом гостя.