Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим взял кэб и, продиктовав адрес, по привычке посмотрел в небо. От линии горизонта в их направлении ползли тяжелые тучи, пожирая голубизну неба свинцовой тьмой. Мурашки побежали по коже, кусая нервные клетки. «Может, ветер еще пронесет тучи мимо острова?» – надеялся Максим. Он знал о вероятности дождя, но эта поездка, как ему казалось, имела прямое отношение к его проблеме. После долгих раздумий о том, когда это все началось, он пришел к заключению, что освободить его от внутреннего монстра может только любовь. Искренне полюбив, он сокрушит чудовище, уничтожит темное существо, пожирающее душу. И получит свободу. Вот почему он искал именно ту, которая спасет его от трансформаций, происходящих с ним во время дождя. Спасет любовью.
Именно так Максим и решил. И вот он уже шагал по тропе своего решения. За это время у него было много женщин, но пока он не полюбил ни одну из них. Каждый раз, когда он видел блеск в глазах, тот блеск, который может заставить полюбить, это заканчивалось одинаково. После того как он овладевал женщиной физически, блеск исчезал, и она больше не интересовала его.
Очередную возможность он увидел в Елизавете. Эта очаровательная скромная девушка заставила его поверить, что она может стать его спасительницей. Он хотел еще раз встретиться с ней и каким-то образом остаться наедине. Для этого он и приехал на остров, ведь это была единственная возможность увидеть Елизавету.
Но на этом пути Максим стал замечать кое-что другое. Один очень опасный фактор…
– Мы приехали, господин. Вот особняк, – сказал таксист, прерывая его мысли.
Максим расплатился и направился к дому по красиво вымощенной аллее. Газон был идеально подстрижен, в бассейне работал скиммер, прогоняющий воду через фильтр. От посторонних глаз территорию защищал высокий забор. По периметру были расставлены камеры наблюдения. Все предсказуемо, как у всех. Он подошел к двери и позвонил в позолоченный звонок. Дверь тут же открылась, как будто его звонка ждали; камердинер просиял широчайшей улыбкой.
– Привет, Булат.
– Добрый вечер, господин Любимов, – важно произнес камердинер. – Пожалуйста, заходите, большинство гостей уже тут.
Улыбнувшись, Максим оставил небольшой чемодан в прихожей и прошел в салон. Булат улыбнулся ему вслед.
Богато отделанный блестящим, как зеркало, мрамором салон был заполнен людьми. «Большинство гостей уже тут», – срикошетили слова в памяти. Но здесь ли она? – это интересовало Максима больше всего. Быстрый цепкий взгляд пробежался по толпе. Елизавету он не заметил, но увидел своего друга – Ивана Савельевича. Максим подошел к нему, завязался обычный светский диалог. Время тянулось как резиновое, и тем не менее вечер подступил незаметно. Прислуга зажгла свечи, чтобы придать атмосфере романтизма. Максим подошел к шведскому столу перекусить. Ему было скучно, хотелось увидеть ее, а спрашивать Ивана Савельевича он не решался во избежание ненужных расспросов.
Но вот наконец фортуна улыбнулась ему: он заметил Елизавету и ее грубоватого друга Жака Мерсьера, они стояли чуть в стороне и о чем-то разговаривали. Максим издали уловил ее аромат, он взорвался в нем сладострастным желанием, которое тут же разлилось трепетом по всему телу. Подошел, поздоровался с Мерсьером и, отвесив поклон Елизавете, искусно нарисовал белозубую голливудскую улыбку. Как и положено, стали разговаривать ни о чем. Он механически отвечал на вопросы, что-то сам говорил, чтобы не выглядеть отрешенным или… слишком целеустремленным. И все это время он наблюдал за ней. Елизавета держала в руке фарфоровую тарелочку с шоколадным десертом. В ее красивых зубах заметны были застрявшие шоколадные крошки, но это ничуть не оттолкнуло его – наоборот, он почувствовал еще большее влечение. Изящное обаяние девушки притягивало, а маленький изъян делал ее еще более желанной, как капелька лимонного сока в сладком пироге.
Максим любовался ею, насколько мог скрытно, чтобы никто не догадался. Для него это было своего рода игрой. Он пытался разгадать шарады: какая она на вкус, какими будут тактильные ощущения, как пахнет ее тело и интимные места. Время шло, и интерес Максима к девушке перерос в настоящий азарт.
«Вот! Это и есть тот самый опасный фактор, – вдруг подумал он. – Опять отклонение от курса. Девиация».
Включили электрический свет, музыка заиграла громче, тут и там слышался смех. По поведению гостей можно было сказать, что многие из них уже в изрядном подпитии – в принципе, так и должно быть на вечеринке. Но Максим был трезв, он переваривал толко что мелькнувшую мысль – мысль о том, что он все чаще стал замечать на своем пути в поисках спасительницы и истинной любви конкретную девиацию. Он уже столько времени гонялся за той единственной, которую ошибочно видел во многих привлекательных особах, что, похоже, начал наслаждаться самим процессом – овладеть и переспать. Другими словами, увлекаясь погоней, он забыл о цели. Осознание было досадным. Чтобы добиться освобождения, ему нужно уделить внимание чувствам, ведь он решил, что именно любовь принесет ему спасение.
Но, пока он любовался Елизаветой, пока втягивал аромат и предвкушал вкус, азарт затуманил рассудок. Часы тикали, время истекало. Скоро зима, а зимой дожди идут чаще, иногда льют целыми днями. Не может же он закрыться у себя дома и сидеть, как заключенный в темнице. Окажись он где-то не ко времени, попади под дождь, опасности не миновать, более того – трагедии, он может загубить черт знает сколько душ! А он играет тут дона Хуана де Марко, соблазняя очередную жертву! Неужели Елизавета – еще одна превратная иллюзия? Максим со злобой фыркнул и подавил эту мысль. Надо было сосредоточиться на цели и каким-то образом оказаться с этой девушкой наедине.
Вынырнув из раздумий, он вдруг обнаружил, что Жак и его подруга прощаются с хозяином, перед тем как уединиться в выделенной им комнате на втором этаже особняка. На что он рассчитывал? «Неужели ты думал, что она пошлет своего друга и предложит тебе уединиться с ней в одной из спален? – разозлился на себя Максим. – Вот и уплывает твое счастье, вот и ускользает очередное спасение, на которое ты уповал, чтобы изъять темное чудовище из недр своего разума».
Елизавета изящно улыбалась, как принято даме с аристократической родословной. Надо что-то предпринимать, но что? Броситься на нее, как очумелый монгол, и украсть у всех на глазах? Нет, на такое он не пойдет, гордость не позволяет. И ей это вряд ли понравится, ведь к любви принуждать нельзя.
Но что-то же надо делать!
«А ты просто скажи ей “пока”», – мелькнула простецкая мысль. Елизавета как раз оказалась около него. Их взгляды спутались невидимой паутиной. Пауза. На этот раз с ее стороны. Потом она тихо промолвила au revoir и, взяв Мерсьера под руку, зашагала к двери, ведущей на лестницу. Максим смотрел им вслед и думал. Они исчезли из виду за широкой дубовой дверью, лишь огромная бронзовая ручка в форме круга издала угрюмое «дзинь», словно подведя черту. Очередная его надежда рухнула, разбилась в пух и прах, смылась, как грязный серый снег под дождем. Пока он барахтался в потоке своих мыслей, Елизавета ушла, а вместо нее пришла ночь. Печальная, с покрытыми пылью, как пустые надежды, абажурами ламп. Со слезами из воска свечей. С кислым паром дорогого шампанского и неинтересными лицами оставшихся гостей. Ночь, как всегда одетая в черный шелк, принесла горький комок отчаяния в горле, который было очень трудно проглотить. Такой комок можно только выплакать. Но этого делать не стоит. Это не в его стиле. Ладно! Максим расправил плечи и подался грудью вперед, как будто выставляя напоказ свою стоическую натуру. «Не стану я унывать из-за этого, продолжу свой путь. Может, оно и к лучшему».