Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фон Штайнберг слушал ее как завороженный, а послевыступления пригласил прогуляться. Эллина приняла его приглашение. Ей нравилсяэтот образованный, остроумный мужчина с безупречными манерами. В нем былостолько аристократизма, столько достоинства, что Эллина не могла им невосхищаться. Ах, если бы она не была так страстно влюблена в Малыша! ФонШтайнберг оказался именно таким мужчиной, какого она всегда хотела видеть рядомс собой. И дело было не только в его уме, воспитанности и благородномпроисхождении, но и в полном его равнодушии к плотским радостям. Хайнц мог бытьочень нежным, он любил касаться шеи Эллины, дуть ей на волосы, дотрагивался доее кожи, но никогда не переходил к более откровенным ласкам и уж темпаче – не склонял к интиму. Он сам признался, что находит половой актотвратительным. Когда-то он, еще совсем юный, стал свидетелем того, как егомать, баронесса, в отсутствие супруга совокуплялась с конюхом. Его безупречнаямамочка, истинная леди, эталон сдержанности и хороших манер, отдаваласьнеотесанному мужику прямо в конюшне. Тело ее при этом так выгибалось, а ногидрожали, что Хайнцу сначала показалось, будто у нее эпилептический припадок.Когда же он увидел ее перекошенное от вожделения лицо, то не сразу узнал в этойпохотливой бабе свою аристократичную мутер...
Хайнца тогда вырвало. И рвало всякий раз, как этакартина всплывала у него в памяти.
Повзрослев, он научился справляться с такой реакцией своегоорганизма, но относиться к сексу как к чему-то грязному и порочному так и неперестал. Из-за этого Хайнц не женился. Он дважды был помолвлен, но так и недошел до алтаря. Фон Штайнберг разрывал помолвки, понимая, что не сможет датьсвоим избранницам полноценного супружества, как и терпеть их измены (в памятивновь всплывала мерзкая картина конюшенного разврата). И в свои тридцатьвосемь барон оставался холостяком.
Фон Штайнберг уехал в Германию спустя десять дней. Он обещалписать и звал Эллину в гости. Она, хоть и верила в его искреннее к себеотношение, словам Хайнца особого значения не придала. Но не прошло и недели,как она получила от него первое послание. Затем второе, третье. Фон Штайнбергзаваливал Эллину письмами и открытками. А потом он прислал ей официальноеприглашение посетить Германию, правда, не от своего имени, а от какого-тоГерхарда Кнаппа, якобы являющегося дальним родственником ее отца, АлександраБерга. Эллина, естественно, очень этому обрадовалась. Она давно мечталапобывать на родине предков (в байку о своих немецких корнях она иной раз самаверила), да и по Хайнцу соскучилась, но...
Ее не выпустили из страны!
Эллина обращалась ко многим своим знакомым с просьбойпосодействовать, однако разрешения на выезд ей так и не дали. Тогда онапопросила Малыша узнать, в чем дело. Но тот вдруг заартачился.
– Раз не дают разрешения, значит, так надо, – буркнулон. – Между прочим, ты не одна такая. Сейчас политическая обстановканастолько напряженная, что мало кого выпускают.
– Какая еще обстановка? – кипятилась Эллина. Она совсемне интересовалась политикой, да и о том, что творится в мире, имела весьмасмутное представление. Естественно, ей было известно, что в Европе неспокойно,но не более того...
– Ты вообще в курсе, что Германия оккупировала Чехию?
– Ну, я же не в Чехию собираюсь ехать, а в Германию...
– Нечего тебе там делать!
– А это, милый мой, не тебе решать, – вспылилаЭллина. Она терпеть не могла, когда кто-то пытался навязать ей свое мнение.
– Да пойми, что таким, как ты, там находиться простоопасно...
– Что значит – таким, как я?
– Дорогая, ты можешь сколько угодно уверять всех, чтонемка... И я не исключаю, что мать твоя действительно принадлежала к этойнации, но твой отец... – Он покосился на стоявшую на комоде фотографиюАлександра Берга (после этого случая Эллина спрятала ее далеко в шкаф). –Он же чистокровный еврей. А это значит – ты наполовину еврейка, инекоторые семитские черты в твоей внешности присутствуют...
– Замолчи, – процедила Эллина.
– Мне лично все равно, кто ты по национальности, но вфашистской Германии евреям сейчас приходится несладко. Возьми газету и почитай,что там с твоими соплеменниками творят! Про погромы и ночь «хрустальных ножей»в частности. За одну ночь был убит девяноста один еврей, сотни ранены ипокалечены, тысячи арестованы и отправлены в концентрационные лагеря.
– Я не еврейка! – перешла на крик Эллина.
– Хоть самой себе не ври! – огрызнулся Егор.
Это была их первая ссора. Эллина вообще-то никогда смужчинами не ругалась: считала это делом бесполезным – все равно ничего недокажешь, а своего добиться можно гораздо более действенными способами. Но сМалышом все было по-другому. С ним она не могла до конца контролироватьсвои эмоции (да тут еще такая больная для нее тема оказалась затронута),поэтому Эллина сорвалась и влепила ему пощечину. Егора это ужасно разозлило.Хлесткий удар по лицу он считал самым оскорбительным действием, на котороеможет пойти женщина. Ведь знает, что настоящий мужчина никогда не ответит ейтем же, так как она смеет распускать руки?
– Дура, – выругался он. – И психопатка к томуже!
Егор шагнул к стулу, на котором висел его пиджак, сорвал егои стал на себя натягивать.
– Ты куда? – испугалась Эллина.
– Ухожу, – буркнул он и рванул к двери.
– А как же чай? Мы собирались пить...
– Обойдусь, – огрызнулся Егор. – И, знаешь что,без тебя я обойдусь тоже!
– Как это понимать?
– Между нами все кончено!
Скажи Эллине такое любой другой мужчина, она бы толькорассмеялась надменно и крикнула вслед «Катись!», но слова Малыша резанули ее посердцу, как бритва.
– Что за глупости? – воскликнула она, изо всех силстараясь не выдать голосом своего испуга. – Если ты из-за пощечины, то ямогу извиниться...
– Не нужны мне твои извинения!
– Малыш, постой! – Она поймала его за руку, но Егор ссилой ее выдернул.
Эллина на миг потеряла равновесие и покачнулась. Схватисьона в тот момент за что-нибудь, то устояла бы на ногах. Но Эллина специально нестала этого делать, и в следующую секунду упала, намеренно задев рукойэтажерку. Та тут же рухнула на пол. Егор, услышав грохот, обернулся. Эллиналежала на полу без движения, а в пугающей близости от ее виска находился уголэтажерки.
– Элли! – испуганно вскричал Егор. – Что с тобой?
Графиня не пошевелилась.
Малыш бросился к ней, упал на колени рядом. Она слышала, каксильно и часто бьется его сердце.
– Милая, очнись, – зашептал он. –Пожалуйста... – Егор склонился над ней и стал осматривать голову, думая,что Эллина стукнулась ею об этажерку.