– Понятия не имею, – отвечаю я. – Может быть. Должна быть причина, по которой Петер и Ханне – та, которую нашли в лесу, – отправились туда в бурю. Но мы ничего не знаем наверняка. Хотя…

– Хотя? – спрашивает Маргарета с жадным блеском в глазах.

Такой она человек, Маргарета. Всегда сует свой нос не в свое дело и любит покопаться в чужом грязном белье.

– Мы его найдем, – говорю я, стараясь звучать уверенно. – Как только Ханне начнет вспоминать, что произошло.

– Мы все на это надеемся, – поддакивает Маргарета. – А то он так и пролежит там в снегу всю зиму.

Мама посылает ей предупредительный взгляд, но ничего не говорит.

– Я просто хочу сказать, что плохо получится, если его найдут дети по весне, – извиняется Маргарета.

Магнус замирает с вилкой на полпути в рот.

– Кто умер? – спрашивает он испуганно.

– Никто из знакомых, – успокаиваю я, нагибаюсь и глажу его по руке. Магнус убирает руку.

– Но что говорит эта женщина, которая потеряла память? – спрашивает мама и тянется за вином.

– Ханне? Я не могу вам рассказать. Тайна следствия.

Маргарета поворачивается к маме и показывает пачку сигарет.

– Можно?

– Конечно, – отвечает мама, пододвигая к ней старую пепельницу, которая стоит у нас в кухне, сколько я себя помню.

Маргарета зажигает сигарету и делает затяжку. На лице у нее написано удовольствие. Но сразу после она заходится кашлем.

– О чем они только думали, когда разместили бедняжку у Берит?

– Она у Берит Сунд? – удивляется мама.

Маргарета с жаром кивает.

– Не самая умная идея, – заявляет она. – Старуха едва способна присмотреть за собой и своей хромой псиной.

Она снова делает затяжку. Пламя на кончике сигареты фырчит и мигает.

– Я слышала, что Берит нуждается в деньгах, – произносит мама. – Может, ей хорошо заплатили.

– У Берит всегда проблемы с деньгами, – ехидничает Маргарета. – Я хорошо помню зиму восемьдесят пятого года. Я ехала рожать в Бергу. Ситуация была критическая, плод перевернулся, снежная буря, я не могла добраться до больницы…

Мне хотелось бы быть сейчас где угодно, только не здесь. Сил нет слушать бесконечные истории Маргареты.

Магнус продолжает сидеть, уставившись в стол. Ни разу за весь вечер мы не встретились с ним глазами. Он смотрит куда угодно – на маму, на Зорро, на еду, в потолок.

Как раз в тот момент, когда тетя начала во всех подробностях расписывать, как Берит одолжила у неё денег, чтобы сменить сгоревшую машину, раздается звонок мобильного. При других обстоятельствах я не стала бы отвечать, но сегодня решила воспользоваться шансом избежать этой истории, которую слышала миллион раз.

– Извините, – говорю я, поднимаясь. – Мне нужно ответить. Это по работе.

Звонит Манфред. На заднем плане слышно шум обогревателя. Очевидно, что он все еще в участке, хотя на часах начало десятого.

Впрочем, его жена с дочерью в Стокгольме. Здесь ему, кроме работы, больше нечем заняться.

Урмберг – это место, полное невозможностей.

Здесь нельзя пойти в фитнес-клуб, нельзя выпить бокал пива в пабе, нельзя купить «Маргариту» в пиццерии. Нельзя зайти в кафе и заказать кофе-латте, нельзя купить вечернюю газету. Нельзя сходить на почту, купить литр молока или коробку яиц для блинов, когда вдруг захотелось блинов, а ты забыл затариться заранее.

Несмотря на это, Манфред только раз ездил в Стокгольм за те две недели, что мы работаем здесь, хотя это всего два часа на машине.

Интересно, что Афсане думает обо всем этом.

Манфред не извиняется за поздний звонок. О не из тех, кто извиняется по любому поводу. И сразу переходит к делу:

– Криминалисты звонили.

– И?

– Кровь на кроссовке Ханне…

– Да?

– Это не ее кровь. ДНК-тест еще не готов, но они проверили группу крови, чтобы получить быстрый ответ. Так делали раньше, до того, как изобрели ДНК-тестирование. Кровь первой группы с положительным резусом, а у Ханне вторая.

– Петер?

– Нет, у него четвертая, резус отрицательный, очень редкая группа крови. Такая только у одного процента населения Швеции.

– Ты имеешь в виду, что…

Мой голос дрожит при мысли о женщине на снегу. Об изувеченном лице, о длинных седых волосах.

– У убитой женщины тоже первая группа крови, резус положительный. Такая у 32 % населения, но я осмелюсь предположить, что кровь на кроссовке Ханне – это кровь жертвы убийства. Это самое логичное объяснение. Ханне была там в момент убийства, Малин. У меня нет доказательств, но я чувствую, что это так.

Сегодня у нас была экскурсия. Класс поехал в аквапарк в Вингокер, но я решил прогулять.

Я ненавижу физкультуру и всякие спортивные занятия, потому что я самый маленький и всегда прихожу к финишу последним. Мелинда говорит, что я еще вырасту и буду бегать и плавать быстрее всех. Надо только подождать. Но я только вчера измерял свой рост, и я так и не перерос чернильную отметку на дверном косяке, сделанную прошлым летом.

И в школьной раздевалке я по-прежнему самый маленький. Даже на цыпочках не достаю Винсенту до плеча.

Разумеется, я не проверял. Я стараюсь не вставать рядом с ним, особенно в раздевалке. Это все равно что напрашиваться на то, чтобы тебя окунули головой в толчок.

Так или иначе, плавать мне совсем не хотелось. Но это не единственная причина, почему я решил прогулять. Я всю ночь не спал, потому что не мог забыть бледное лицо с черными ямами вместо глаз в окне дома Берит.

Я мог посмотреть, кто это, но я испугался. Бросился бежать со всех ног к мопеду и потом катил его к дороге, чтобы никто меня не услышал. Только убедившись, что никто меня не преследует, я отважился завести мопед.

Утром я решил, что мне, должно быть, это показалось. Кому могло понадобиться шпионить за Берит и Ханне?

И зачем?

Как бы то ни было, я много думал о Ханне.

Она старая-престарая, но все еще сильная и умная.

И занимается интересными делами – ездит в Гренландию, ловит преступников. Она не лежит на диване с банкой пива, не смотрит телек и не ездит на биржу труда.

Я бы тоже хотел, чтобы моя жизнь была интересной, но в Урмберге ничего не происходит. Здесь нет преступников. Кроме того, кто пришил женщину у могильника, конечно, но он, наверно, не отсюда.

Я слышал, как папа с Мелиндой обсуждали случившееся. Папа сказал, что это все беженцы, мусульмане. У них другие представления о ценности человеческой жизни и правах женщин.