Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышала, как захлопнулась дверь. С такой силой, что вся гостиная содрогнулась.
– Той ночью я лишилась не только волос и чувства собственного достоинства, но и ребенка! – кричала Эмма, не открывая глаз. При этом яростно била себя в живот. Раз, второй, третий. Все сильнее. Пока от боли не опустилась на колени. Закашлялась, захрипела, как перед приступом рвоты.
– Помоги мне, – вырвалось у нее. – Помоги мне, я не знаю, что со мной происходит.
Она открыла глаза, протянула руки к подруге.
Но в комнате не было никого, кто мог бы ей помочь.
Сильвия давно ушла.
Эмма доплелась до дивана и закашлялась.
Горло обжигало от позывов рвоты, желудок горел после ударов. Она подумала о бедном Самсоне, которому наверняка еще хуже и которому должны помочь.
Таблетками.
«Ты их перепутала. Ты чокнутая».
Сильвия ушла, но ее голос по-прежнему звучал в голове у Эммы, продолжая предъявлять обвинения, которых она не понимала.
Она еще никогда не принимала таблетку следующего дня, тем более не имела запаса, который могла бы кому-то передать. Как врач она чувствовала ответственность и ни за что бы не подсунула лучшей подруге не то лекарство. Только не Эмма – та, которая, протестуя против превышения прав в отношении пациентов, даже решилась повторить эксперимент Розенхана. И все же, как бы ужасны ни были обвинения Сильвии и как бы глубоко ни ранили Эмму подозрения подруги, эта ссора не имела значения по сравнению с тем, что до этого произошло в доме Паландта.
Эмма снова поднялась с дивана.
Она должна позвонить Филиппу.
Конечно, он станет упрекать Эмму, как только узнает о ее самостоятельном походе. Но в итоге будет вынужден согласиться: Антон Паландт очень странный сосед, к которому нужно присмотреться.
Она пошаркала к вешалке в прихожей.
– Алло, Филипп? Попроси, пожалуйста, следователей заняться человеком, проживающим по адресу Тойфельзее-аллее, 16. Лысый, глотает горы лекарств, живет в доме с задернутыми шторами. Ему определенно кто-то угрожает, и самое главное, в его доме полно манекенов для париков. А на одной такой штуке в спальне даже надеты женские волосы, и не спрашивай меня, как я это выяснила.
Что-то в этом роде собиралась она сказать ему по телефону, но, ощупав куртку, с ужасом поняла, что это невозможно. Потому что ее сотовый исчез.
Нет! Нет, нет, нет…
В отчаянии Эмма опустила руки.
«Исчез» – неправильное слово для того, что произошло с ее мобильным телефоном.
«Я его потеряла», – подумала она и громко выругалась, когда ей стало ясно, что существует только одна возможность, где он мог выпасть из кармана.
У А. Паландта.
«Когда, выбегая из дома, я налетела на манекен для парика».
Эмма почувствовала, как ее пронзил холодный сквозняк – психосоматическая реакция. Часть разума говорила, что нужно забрать телефон, другая спрашивала, неужели она настолько рехнулась, что готова вернуться в логово льва.
Эмму бил озноб, и она достала из платяного шкафа свой небесно-голубой махровый халат. От него пахло парфюмом, который она откопала позавчера – в надежде, что духи, которые Филипп купил ей в Барселоне на первую годовщину свадьбы, напомнят о счастливых днях «прежнего» времени. Но композиция из черной смородины, амбры и лотоса лишь подтвердила опасение, что прошлое счастье невозвратно потеряно.
Эмма вяло проследовала на кухню и сняла беспроводной телефон с базы рядом с кофемашиной.
Прислонившись спиной к вибрирующему холодильнику, она глядела в сад и набирала номер сотового Филиппа.
«Пожалуйста, подойди. Пожалуйста, подойди…»
Ворона приземлилась посреди сада на расщепленный ствол березы, в которую несколько лет назад попала молния и которую уже давно следовало бы убрать. Начинало смеркаться, и между деревьями уютно горели огоньки соседских домов, как маленькие серные лампы.
В «прежние» времена в такие выходные она бы налила себе чашку любимого чая, зажгла свечку и поставила классическую музыку, а так единственным саундтреком, сопровождавшим ее депрессивное настроение, был бесконечный телефонный гудок.
Она уже рассчитывала на голосовую почту, как в трубке раздался щелчок, и Эмма услышала кашель.
– Да? Алло?
Эмма оттолкнулась от холодильника, но ощущение вибрации в спине осталось. Оно даже усилилось, когда Эмма поняла, кто подошел к сотовому ее мужа.
– Йорго?
Полицейский говорил шепотом:
– У тебя все в порядке?
– Да. Где Филипп?
– Он… подожди-ка. – Она услышала шелест, затем шаги и в конце звук захлопнувшейся двери. Теперь Йорго говорил громко, его голос звучал необычно гулко, словно Йорго стоял в пустом помещении. – Он не может сейчас говорить.
– Ага.
– Он как раз делает доклад. Его сотовый пока у меня.
Это отговорка?
Эмма крепче прижала трубку к уху, но не смогла расслышать никаких звуков на заднем фоне, которые подтвердили бы или опровергли заявление Йорго.
– А тебя не интересует доклад лучшего друга?
– Я вышел из зала специально ради тебя. Какая-то проблема?
«Да. Моя жизнь».
– Сколько он еще будет говорить? – спросила она.
– Еще какое-то время. Послушай, меня это не касается, но если ты насчет его визита в Le Zen…
Внутри у Эммы словно открыли морозильную камеру.
– Откуда ты об этом знаешь? – прохрипела она. Объяснение было настолько же простым, насколько неловким для Эммы.
– Филипп поставил телефон на громкую связь в машине, когда прослушивал сообщения голосовой почты.
Она нервно моргнула.
Проклятие.
Она совсем забыла про свой первый звонок. И Йорго все слышал.
Эмма вернулась из кухни в гостиную.
– Филипп был по работе в том отеле четыре недели назад. Я это знаю, потому что сопровождал его. Нам еще раз показали все номера на двадцатом этаже. А что он должен был сказать, когда перед ним вдруг возник этот ветеринар? «Привет, я жду директора отеля. Мы хотим найти номер, в котором изнасиловали мою жену»?
Эмма непроизвольно кивнула.
Это логично.
Морозильная камера у нее в животе снова захлопнулась.
– Разве ты не прослушала сообщения голосовой почты? – спросил ее Йорго после короткой паузы.
– Прости, что ты имеешь в виду?
– Филипп перезванивал тебе много раз. Но ты не подходила ни к сотовому, ни к домашнему телефону.