если вы халтурить не станете. Пацаны, а вы чего рты разинули и ехидно скалитесь, думаете, вас это не касается? Мне повторить лекцию?

– Мы это… всё поняли, – задком, задком, двинул в сени Солнцев, легонько подпихивая локтями и руками остальных. – Мы, это, тоже чистить пойдём.

– Молодцы, – усмехнулся Михаил. – Какие все понятливые стали, аж жуть берёт. А ты сын, особенный, что ли?

– Мимо, папа, – Сашка и ухом не повёл. – Я на полигоне всё сделал, как ты учил.

– Хвалю, боец! Можешь…

– Э-э, пап, я наверх пойду. – Сашка быстро предпринял тактическую уловку, именуемую бегством, пока его ещё какой-нибудь работой не нагрузили. – Я там ребятам обещал…

Под весёлую улыбку отца сын быстрее Электроника слинял с глаз долой, хлопнув дверью в одну из спален парней. Вздохнув, Михаил занялся разогревом ужина на весь честной народ.

– Большая семья – это хорошо, – бурчал он, устанавливая на плиту десятилитровую кастрюлю с борщом и вторую, поменьше, с куриным супом. – Но, блин, так и спина отвалится, эти вёдра целыми днями туда-сюда тягать. Бедная Валентина, попробуй прокорми такую ораву оглоедов.

– Бог мой, что я слышу?! – донеслось от двери на кухню. – Скажите, это признание моих заслуг?

– Ну, что вы, Валентина, слуховые галлюцинации ныне в тренде, разве можно дождаться признательности от такого чёрствого и невоспитанного мужлана, как я? – ёрнически усмехнулся мужчина.

– К слову, оружие я почистила. В баню пустите?

– Уже настучали, – тяжело вздохнув, констатировал факт Михаил. – Вот так всегда: стоит проявить твёрдость, как молва начинает рисовать цербера и кровавого душителя свобод, который у бани сидит, в три глотки на всех лает и никого в рай адской парилки не пускает. Скоро направо и налево кусаться начну. Там ещё очередной бунт не вызревает, а то вдруг я чего-нибудь пропустил? – Ну, что вы, Антон за вас, а Вера за Антона.

– Фух, успокоили. Значит, эту ночь могу спать спокойно. А вы, Валентина, за меня?

– А я с вами, Михаил Павлович, – опустилась на стул женщина, сложив кисти рук на коленях. – В одной лодке гребём, хотя порой у меня возникает острое желание приласкать вас чем-нибудь тяжёлым… Вот ей-богу! – Оо-у, – вздёрнул брови Михаил. – Открою страшную тайну, Валя: не вы первая мечтаете совместить плоскость сковороды с моим лицом. Говорят, что после двадцати характер не переправить, но я постараюсь исправиться. Честно-честно, может быть… Кстати, о баньке: злобный цербер в моём лице абсолютно не возражает. – Спасибо, уважили. На дальнюю левую конфорку кастрюлю не ставьте, она с утра барахлит, Антон обещал посмотреть.

– Ясно, не забыть напомнить себе при выезде в город взять в магазине новую плиту.

– Уж не забудьте, будьте добры, – выходя из кухни, женщина оставила со собой последнее слово.

Дни потянулись за днями. Чтобы пресечь всякий разброд и шатания, Михаил старался нагружать окружающих по максимуму, чередуя очерёдность работы групп в поместье и выезд в город, строительство на скотном дворе и монтаж теплиц из поликарбоната, землю в которые приходилось возить с соседних дач. Ежедневно по часу и больше уходило на стрельбу. Тренировались все поголовно. Теперь без пистолета на боку по магазинам никто не ходил, даже Сашка с Лизой и Мариной. Михаил, Антон и Виктор дополнительно таскали с собой автоматы. В воображении молодых людей мегаполис превратился в настоящую «зону», полную опасностей, и с каждым днём их количество только росло.

* * *

Удивительно, как быстро природа избавляется от следов человечества, буквально на глазах разрушая и размывая дороги. Двадцатые числа марта, весенних снегопадов не было, как и особого тепла, чтобы прямо реки текли, но асфальт проседал то в одном, то в другом месте, трескаясь и разваливаясь на куски. На некоторых высотках в городе появились чётко видимые трещины. Откуда, чёрт возьми? Каждый раз, проезжая мимо, Михаил внимательно следил за змеящимися по кирпичным кладкам последствиям борьбы дикой стихии с творениями рук человеческих.

В один из дней, собрав всех парней и сбив сходни, которые загрузили на два грузовика с высокими бортами, Михаил направил колонну в сторону ферм. Добычей охотников стало несколько голов крупного рогатого скота – два бычка и четыре коровы; пять коз и столько же свиней со здоровенным кабаном, которого едва-едва удалось загрузить на борт. Этот сальный родственник Пятачка не носился, не визжал, не пытался сбросить с себя верёвки, он просто подгибал ноги, плюхаясь на землю, изображая собой тело без костей, и делай с ним что хочешь. Весь цимес в том, что сделать особо ничего не получалось, пока Игорь Вебер не сбегал в ближайший продуктовый магазин и не приволок бадейки квашеной капусты.

Почуяв еду, сильно оголодавший представитель свинского племени сам взошёл на борт по выложенной капустной дорожке. Ну, не тварь ли, а?

Следующим рейсом в поместье отвезли комбикорм и несколько рулонов сена на первое время. В целом картина на фермах оказалась удручающей, бьющей по психике разрухой и пониманием невозможности что-либо сделать. Ребятам до слёз было жалко животных, но всех спасти невозможно. Часть скота разбежалась в неизвестных направлениях, часть кружила рядом, горестно мыча или похрюкивая, а часть лежала там же в виде начавших вздуваться туш. Если бы Михаил не побеспокоился заранее, то пало бы куда больше парнокопытных. На птицефабрике картина была ещё хуже. Посадив в клетки несколько десятков живых птиц в дополнение к тем, что уже обживали новый курятник, Михаил отдал команду уезжать с этой фабрики смерти.

С лошадьми в тот день вышла промашка. Простой обыватель начала двадцать первого века не знает, с какой стороны подойти к корове, а что тут говорить о лошадях?

Если с рогатыми бурёнками Михаил успел близко познакомиться в далёком детстве и юности, помогая бабушке по уходу за хозяйством, то коняшки оставались для всех терра инкогнита. Благодарностью за выпуск из стойл неделей ранее они не страдали. Тюки сена, набросанные на территории выгороженного загона и в конюшне, лошади растрепали полностью и выпили всю воду, налитую в большую поилку (Антон вёдер двадцать в неё тогда натаскал).

К спасителям савраски отнеслись настороженно, хрипели, ржали, прядая ушами и скаля широкие плоские зубы, так и норовя куснуть за протянутые руки. Чёрный солёный хлеб на ладонях тоже не особо способствовал доверию. Хлеб-то кони съели, а доверия не возникло. Одна гнедая кобылка спокойно подошла к Антону, без выкрутасов взяла хлеб, разрешила себя погладить, но попытку накинуть на шею петлю пресекла самым решительным образом, резко отпрянув, и саданув копытом подошедшего Михаила, и откинув грудью Антона. Молодёжь благоразумно к лошадям не совалась.

– Палыч, ты как?! –