со всем, нагороженном ими. Нельзя растягивать удовольствие, иначе он просто упадёт от нервного и физического истощения. За последние несколько суток он спал от силы пять часов. Хочет Наталья попрощаться с детьми, что ж, он ещё не настолько оскотинился, чтобы гнать мать отпрысков поганой метлой восвояси, хотя и следовало бы, положа руку на сердце. С другой стороны, тут на мысли Михаила пролилась ядовитая хина, впереди супружницу ждёт великое разочарование и крушение каких бы то ни было надежд.

Двое полных суток после трагедии сотовая связь работала, сдохнув на третьи. За это время можно было найти время позвонить сыну или дочери, не забыла же она их номера?! Не тут-то было! Ни одного звонка и ни одного ответа на попытки Саньки и Лизы набрать маму, будто та навсегда вычеркнула их из жизни. Если Сашка внешне спокойно принял выбор матери, то Лиза вымочила слезами не одну подушку. Насколько проще было бы, останься Наталья навсегда в пещере и в светлой памяти. В конечном итоге Лиза тоже решила вычеркнуть мать, о чём тихонько шепнула отцу утром. Не передать словами, сколько боли было в тихом шёпоте дочки… Нет, дети не простят…

– Прыгайте в машину, я поведу. Дальше дорога до самого низа в хлам убита.

Дважды упрашивать не пришлось, женщины послушно загрузились в джип, оставив пустым место водителя. Устроившись за рулём, Михаил аккуратно приставил винтовку слева у дверцы.

– Ок, Антон! – большой палец уже привычно нажал тангенту на боку рации.

– На связи!

– Мы в посёлок, проконтролируй периметр и выдвигайся следом.

– Понял, проконтролировать и выдвигаться.

– Ого! – ёрнически приподняла бровь Наталья. – Наш герой испугался двух беззащитных женщин? У тебя в кустах пулемётчики?

– Наш герой не злопамятен, но злой и на память не жалуется, особенно не жалуется он на воспоминания с джипами, уголовничком и рыжим мудаком в компании с Жопоруком. Ты там в багажнике никого не прячешь, мне дать очередь? Как там Коляша, кстати, поживает? – Поседел, – Наталья обвиняюще ткнула в Михаила пальцем. – Из-за тебя! Ты же его там с двумя трупами бросил. Герой!

– Не припомню седины, – сквозь зубы процедил задетый за живое Михаил, объезжая глубокую колдобину, сдерживаемая ярость разметала клетку самообладания. – Вонь от дерьма помню, а седину нет. Дерьмо случается, дорогая. Мужики поехали по шерсть, а вернулись стрижеными… Некоторые. Они ведь попёрли меня убивать, и Коля с ними, мстители, мать их, неуловимые. Или тебе по барабану было, куда и за кем они с утра чухнули, ломая ноги? А хотели они баб, дорогая. Мелкие «щенки» их не интересовали – сами подохнут. Коля тебе ничего не сказал? По-твоему, я их должен был в фаркопы облобызать, а? Получилось как получилось, порой бараны волков до смерти бодают, считай, я их рогами забодал, тем более есть чем с твоей помощью. А Коля пусть побреется налысо, говорят, помогает от седины. А яйца у него тоже поседели?

– Какая же ты сволочь! Ублюдок! – В бешенстве развернувшись боком на пассажирском кресле, женщина хотела накинуться на Михаила с кулаками.

– Твоя школа, – не остался в долгу он, резко втапливая педаль тормоза в пол.

Наталью бросило вперёд, приложив плечом о бардачок, а головой о ветровое стекло. Валентина, сидевшая за пассажиром на заднем сиденье, успела выставить руки и упереться ими в переднее кресло. Поставив джип на парковочный тормоз, Михаил развернулся к стенающей супруге:

– Не делай того, о чём впоследствии пожалеешь, дорогая. Давай условимся: ты мне – никто. Заруби себе это на носу. Ты сама спустила в унитаз все совместно прожитые годы, выкинув нас на помойку, так что не обессудь. А теперь позволь вопрос: мы едем или ты издали ручкой помашешь?

– Едем, – прозвучало убито.

Кивнув, Михаил выкрутил баранку и поддал газу. На душе было мерзко и гадостно. Как бы он ни хорохорился, Наталья оказалась права – он сволочь! Возможно, сволочнее прочих разумных. Если для выживания детей ему потребуется стать ещё сволочнее, он станет без раздумий. Время старых общественно-моральных границ и рамок воспитания кануло в Лету. Наступило время беспринципных сволочей.

* * *

Неизвестно, чего ожидала Наталья, но точно не полного безразличия к своей персоне со стороны Лизы и Саньки. Оставив троицу наедине в летней кухне, Михаил вышел во двор, у него имелось ещё одно незавершённое дело.

– Валентина…

– Сергеевна, – правильно поняла его затруднения напарница супруги.

– Валентина Сергеевна, правильно ли я понял, что вы выезжаете сегодня?

– Да. Мы уже разбили маршрут и подготовили машины, – не стала скрывать очевидного женщина.

Её тёзка с отчеством Петровна с вечным рушником в руках вышла на крыльцо главного дома, активно грея уши. В окнах дома то и дело мелькали физиономии детворы. Студентки, засевшие на втором этаже, вели себя сдержанней, но тюли колыхались и там. В тёмном зеве открытого гаража периодически появлялось и исчезало белое пятно лица Антона, мониторившего окружающую обстановку.

– У нас пара домов на колёсах и прочая техника, даже заправщик имеется.

– Рад за вас, честно, – без единого намёка на ёрничание, сказал Михаил. – Я к чему интересуюсь: вас не затруднит взять с собой двоих детей?

– Детей? – удивилась женщина.

– Да, детей. Пусть вы не главная, но не относись вы каким-либо боком к главным заводилам, вы бы сюда не поехали. Моя бывшая не годится на роль разведчицы.

– А я гожусь, значит?

– Вы умны и наблюдательны, Валентина. Это не комплимент, примите мои слова как констатацию факта. – Хорошо, предположим. А что за дети?

– Мальчик и девочка, близнецы. – На крыльце ахнула и прикрыла ладошкой рот классная руководительница брата и сестры Солнцевых. – Валентина Петровна, позовите, пожалуйста, Солнцева.

– Михаил Павлович, что вы задумали?

– Валентина Петровна! – повысил голос Михаил. – Пожалуйста!

После того, как женщина скрылась в доме, Михаил тихо попросил гостью:

– Подыграйте мне, пожалуйста.

– А если мальчик решит уехать?

– Это будет его и только его решение. Сестра его не оставит, поэтому я заранее прошу за двоих.

– Как знаете, – в голосе Валентины Сергеевны, которая с лёту разобралась в ситуации, промелькнуло осуждение методов воспитания.

Михаил лишь пожал плечами. Конфликт отцов и детей требовалось разруливать, ему не нужна точка напряжённости в коллективе, разрушающая сплочённость.

Непослушание заразно и порой смертельно. Спустишь наглость раз, потом грехов не оберёшься.

Через минуту на улицу вымелся виновник торжества. – Чё звали? – Ни здрасте тебе, ни до свидания.

– Собирайся, Александр, – не повышая голоса холодно сказал Михаил, искоса поглядывая на Валентину Сергеевну, которая с академическим интересом рассматривала веснушчатого вихрастого недоросля напротив. – Я не понял, чего собирайся? – оторопел мальчишка.

– Не «чего», а манатки, если