— Ницше?

— Что?

— Ницше сказал: «Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасностей и игры».

— Не знаю, не читал… У нас была маленькая школа и маленькая библиотека… Но это хорошо, что не я один так думаю.

Пензин невольно улыбнулся самоуверенности сержанта.

— Впрочем, — продолжал тот. — Достаточно и одного из этих «двух». Для него мир сейчас окрашен в серый цвет, он как дальтоник. Только еще хуже, потому что углубился в себя и сосредоточился на своей боли. Если мы сможем пробить эту броню, дадим ему что-то новое во вкусе к жизни — значит, мы что-то можем…

— Так ты что… Думаешь, что он…

— Хочет умереть? — опередил вопрос Зуев. — Нет, если б он хотел, он бы умер. Но это ему и в голову не приходит, слишком силен инстинкт выживания. Он подсознательно стремится к тому, что бы «получить второе дыхание»… Я только боюсь, что он ждет момента, когда сможет проверить себя в той, самой опасной схватке, в которой проверяется — чего стоит человек. Он хочет понять — стоит что-то продолжать или нет. Сможет он полноценно жить в этом мире или он травмирован так, что способен только брести по обочине жизни… А мы должны подготовить его так, чтобы он понял — что стоит.

— Значит, он опасен… Если он жаждет «заварухи», то вполне способен и спровоцировать ее, — задумчиво сказал лейтенант.

— Может, — легко согласился Зуев. — Но не преднамеренно. Говоря простым языком: у него в заднице динамит. Сам он поджигать его не станет, но уж если «пригреет»…

— Что же делать?

Сержант пожал плечами:

— Не знаю, я не психолог. Я просто пытаюсь понять людей… Мне кажется, что ему нужно найти себя. Пока, за неимением лучшего, и раз уж он здесь, мы дадим ему то, что есть у нас. А потом, когда он станет сильным, он сможет и сам решить, что делать дальше… Да! Ему нужно дать мечту. Если он мечтал раньше о какой-то девушке, и потерял ее, то сейчас у него нет цели в жизни… По крайней мере, ему так кажется.

— Да ты — Макаренко.

— Это кто? — удивился Зуев, и даже немного обиделся. — Я ведь университетов не кончал, товарищ лейтенант. Я — «пэтэушник», и всех этих ваших Ницше и Макаренко не знаю. Я на своей шкуре проверяю, что хорошо, а что плохо, что правда, а что ложь. Пока это все, что есть у меня… Вы же тоже живете каждый день так, словно он — последний?

— Нет, — признался Пензин. — Я как-то не думал об этом… Наверное, я все же надеюсь на то, что будет «завтра»… И «послезавтра»… Интересный ты парень, Юра. Ты ведь тоже не такой, как все.

— Ущербный? — криво улыбнулся сержант.

— Я не сказал: «ущербный», я сказал: «не такой как все». Это очень неплохо. Нас все время учили быть единым целым, винтиками и гаечками, забывая при этом сделать поправку на индивидуальность. А ведь главный закон жизни состоит в том, чтобы набираться опыта и знаний, и думать индивидуально. Тогда и жизнь будет полновесной, и уверенность в себе появится, и… и открытия будем делать, пусть даже для себя. Ты мне сейчас подсказал интересную мысль. На этой земле уже очень многое понято и сказано. Но слыша это, не воспринимаешь так, как когда пропускаешь это через себя, испытываешь это на своей шкуре. Нет, умные учатся не на чужих ошибках, а именно на своих. Бьггь «индивидуумом», не значит быть «ущербным». Уродливость не в отличии от других, а в безликости. Не так уж плохо, когда у тебя есть нос Сирано де Бержерака. Хуже, когда его нет вообще, или он похож на тысячи других…

— А вот про этого парня я слышал, — удовлетворенно кивнул сержант. — Умный мужик был… И вояка приличный.

Лейтенант не выдержал и снова улыбнулся. Расценив это по-своему, Зуев насупился.

— Не успел лично тебя поздравить, — поспешил исправить положение Пензин. — С наградой, к которой тебя представили за тот инцидент в Москве.

— «Золотой крест», — принял «завуалированное» извинение Зуев. — Знак отличия первой степени. Туманов получил «серебряный», второй степени… Признаться, я после того случая едва кальсоны отстирал. Из-за чего этот придурок стрельбу открыл?

— Не знаю. Официально сообщили, что он был психически невменяем… Ну, да ладно, засиделись мы тут с тобой, пора спать. Завтра отправляться на этот концерт… Заметил, как в стране заварушка, сразу число концертов и презентаций увеличивается втрое? Вчера приехал мой знакомый из полка, так он порассказывал, что сейчас творится в Спитаке и Ленинакане. А здесь делают вид, что «все под контролем». «Жертвы минимальные», «приняты самые оптимальные меры», «оказана высокоэффективная помощь»… Ладно, иди спать, сержант… И вот что… Ты все же полегче с пареньком. Я имею в виду Туманова. Как бы там ни было, а «чересчур» — это всегда хуже «нормы»… Полегче.

— Это приказ? — бесцветным голосом уточнил Зуев.

— Нет, зачем…

— Тогда все останется, как есть. У него все не в «норме», а именно «чересчур», потому я и…

— Я понял, понял, — неодобрительно остановил его Пензин. — И все же полегче… Иди спать, завтра нам еще предстоит целый день вокруг сцены топтаться… Наговоримся еще.

Охрана концерта учебной ротой была на следующий день отменена. В связи с экстренным положением дел в разрушенном землетрясением городе, учебный центр был откомандирован для охраны порядка и помощи пострадавшим от землетрясения… С экранов телевидения и по радио по-прежнему сыпались весомые заверения правительства о «минимальных жертвах», «вовремя оказанной помощи» и «умелом контролировании ситуации».

Туманов толкнул тяжелую деревянную дверь шатра-палатки, вошел в полутемное помещение, и не раздеваясь повалился на противно заскрипевшую кровать. Некоторое время он неподвижно лежал, уставившись в потолок невидящим взглядом, потом собрался с силами, сел, снял сапоги и придвинул их поближе к металлической печурке. С сожалением посмотрел на измочаленные портянки, забросил их под кровать и достал из вещмешка новые.

— Что слышно в мире? — лениво спросил наблюдающий за ним Игорь. — Как дела в городе?

— В каком? — угрюмо отозвался Туманов — Города-то нет. А если тебя интересует обстановка на развалинах, так она без изменений. Добровольцы разбирают завалы, мародеры идут по их следу, как стая собак, а радио передает, что обстановка «нормализуется»… Все по-прежнему.

— Замкомполка из Ленинакана вернулся, я разговаривал с его шофером. Там та же картина. Только разрушений малость поменьше. «Нас» посильнее тряхнуло… У них вчера ЧП было. Гуманитарная помощь из Турции на грузовиках в город шла, так едва прямо на дороге не разграбили. Несколько десятков «легковушек», пристроились за грузовиками, как кобели, шоферам пришлось на территорию базы полка въезжать. Понятное дело — ребята помогли, иначе до греха могло дойти. Мародеров становится больше, чем жителей. Стекаются со всех ближайших городов и селений. И попробуй не пропусти. У всех один разговор: «Там мой дом, там моя семья!» А обратно золото и аппаратуру мешками везут. Что с людьми делается?! Нашли три дня назад труп женщины, вся в золоте, в драгоценных камнях. Так не поверишь: сразу два претендента на роль «скорбящего мужа» появилось! Так спорили, что едва не подрались. Потом один как-то другого перекричал, забрал тело и увез… А пару часов спустя ее за квартал нашли, но уже без золота…