— Пожалуйста, входите!

В комнату вплыла Зу.

Алекс растерялась. Первая жена Джебаля пришла к ней впервые. Две женщины молча смотрели друг на друга. Алекс не могла скрыть удивление. Ей впервые довелось увидеть вблизи эту знойную красавицу. А кроме того, хитрого и опасного врага.

Зу в точном соответствии с этикетом была одета в огромное число шелковых и бархатных рубашек и жилеток и увешана, как рождественская елка, массивными кричащими драгоценностями. Однако это не умаляло прелести идеального овального личика, черных густых волос до колен (которые она никогда не трудилась заплетать в косы) и правильных черт. Если бы не излишняя полнота — а ее вполне можно было назвать толстухой, — то в двадцатом веке из нее вышла бы великолепная топ-модель.

Проницательные очи Зу удивленно раскрылись: она увидела бедуинский наряд Алекс. Изобразив на лице улыбку, Алекс выдавила из себя:

— Здравствуй, Зу. Как мило с твоей стороны заглянуть ко мне.

— Что ты хочешь сказать? — удивилась Зу. — Я еще никуда не заглянула. Ого! А одета ты еще загадочнее, чем твои речи! Зохара, чем это ты занималась, переодевшись мужчиной?

Алекс чуть не поддалась панике. В голове у нее гремело: «Она знает!!!» Мигом вспомнились все предостережения Мурада. Он ведь клялся и божился, что Зу спит и видит, как бы застать ее за чем-нибудь противозаконным. И Алекс была полностью с ним согласна.

— Ты, наверное, мечтала бы стать мужчиной? — подозрительно разглядывала ее Зу. — Верно? Ведь ты и вести себя стараешься по-мужски. Никогда раньше не видела таких странных женщин.

Алекс проглотила скрытую в этих словах издевку.

— Просто я не могу привыкнуть носить на себе такое количество душных одежд. И как ты под ними не задыхаешься? Мне больше нравится бедуинское платье. Оно просторное и удобное.

— Хотела бы я, чтобы Джебаль увидал тебя в таком наряде! — мрачно захохотала Зу. — Вряд ли он по-прежнему считал бы тебя такой же неотразимой.

— Что тебе надо, Зу? — с тревогой спросила Алекс.

— Я слышала, что ты плохо себя чувствуешь. Что у тебя приступ тоски и головной боли. И я принесла тебе кое-какие целебные травы. Они наверняка помогут тебе, Алекс. — Зу снова улыбнулась, хотя на сей раз улыбка больше напомнила людоедский оскал. И в карих глазах не было ни капли сочувствия.

— Я так тронута твоим вниманием, — солгала Алекс, опасливо покосившись на флакон, который протягивала Зу. Надо непременно дать его Мураду — пусть разберется, что там на самом деле намешано. Может быть, Зу добавила в лекарство яд? По словам раба выходило, что в гареме соперницы сплошь и рядом травят одна другую. Правда, до сих пор Алекс с трудом в это верила.

— Надеюсь, ты вскоре оправишься от своей тоски, — приторно-сладким голосом сказала Зу, сунув флакон Алекс. Однако и после этого она не собиралась уходить. Улыбка, как приклеенная, оставалась на смуглом лице.

— Что-то еще? — Алекс заметила, что нетерпеливо постукивает ногой по полу.

— Да, пожалуй, — хихикнула Зу. — Я хочу пригласить тебя на маленькое пиршество, которое устраиваю сегодня у себя в комнате.

— Пиршество? …

— Ну да. Сегодня праздник. Наконец-то Раис Джовар приволок за уши этого американского пса! — Издевательский хохот Зу резал слух, а сама она не спускала с Алекс глаз.

Алекс не улыбалась. И, как назло, не смогла придумать подходящий ответ. Но насколько она могла судить, Зу не имела возможности разгадать истинные чувства, питаемые Алекс к Блэкуэллу. Или она умудрилась подслушать одно из бесконечных обсуждений Деви-капитана, которые вели они с Мурадом? Или она вызнала, что Мурад старается расспросить про «Жемчужину» и ее капитана? Только теперь Алекс поняла, что до сих пор она вела себя слишком неосторожно. Впредь следует быть более осмотрительной.

— Ты что, язык проглотила? — спросила Зу.

— Нет. Я удивилась, — выдавила Алекс. — Ты разве забыла, Зу, что я родилась в Америке?

— Я полагала, что ты давно стала мусульманкой, одной из нас, — пропела Зу. Они посмотрели друг другу в глаза. У Алекс пересохло во рту.

— Старые привычки трудно изжить.

— Что?

— Ничего. Ведь он такой же человек, как ты и я, и ему сейчас, наверное, очень больно. И потом, он тоже американец, и я ему сочувствую.

— Понятненько.

— А что с ним сделают? За него назначат выкуп?

— Ну уж нет! — выпалила Зу. — Раис Джовар и слышать не хочет про выкуп! Еще бы, после всего, что натворил этот неверный! Нет, раис Джовар воздаст ему по заслугам, он будет мучить и унижать его точно так же, как сам был унижен из-за него пашой, когда потерял «Мирабуку»!

— Что же он сделает? — прошептала в ужасе Алекс.

— Поступит согласно обычаям! — злорадно прошипела Зу.

— Обычаям? — Алекс рванулась вперед, схватила Зу за руки, нимало не заботясь о том, что может выдать себя. — Каким обычаям?

— Как, ты прожила здесь уже год — и не знаешь, как здесь принято обращаться с пленными?

Алекс затрясла головой.

Злорадная улыбка Зу исчезла. Карие глазки жестоко прищурились:

— Он станет пытать американского пса точно так же, как стал бы пытать любого пленного. И для начала завтра он выставит его на всеобщее посмешище на бедестане!

— На всеобщее посмешище?..

— А потом продаст с торгов!

Заполнившая бедестан толпа возбужденно гудела.

Пленение Деви-капитана, разнесшего в щепы четыре корабля паши, воспринималось как личная победа всеми жителями Триполи. Мурад старался не потерять из виду Алекс, протискивавшуюся между зевак, собравшихся на невольничьем рынке.

Победители решили растянуть аукцион по продаже экипажа «Жемчужины» на три дня, включая продажу самого Блэкуэлла.

— Алекс! — дернул ее за рукав Мурад. — Опусти же наконец глаза!

Алекс не обратила на него внимания. Она задыхалась. Стояла ужасная жара, но ее бил озноб. Она наконец-то увидит Блэкуэлла, она наконец-то встретится с ним — вот только обстановка не совсем подходящая.

Ей удалось протолкаться в первый ряд. В центре бедестана была мощенная булыжником площадка, на которой устраивали торги. Несколько улиц, подходивших к бедестану, кончались тупиками и служили естественной оградой рынку, один угол которого, предназначенный для покупателей, оставался затененным пышными финиковыми пальмами. Обычно на рынок выставлялись все имевшиеся на продажу рабы — но только не сегодня. Сегодня бедестан должен был послужить местом для кошмарного спектакля и был непривычно пуст.

— Паша тоже горит желанием оскорбить и унизить Деви-капитана, — шептал ей на ухо Мурад. — Он сам приказал, чтобы сегодня никто не выставлял на продажу других рабов.