Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Цена прогресса, – горе-учёный вяло развёл руками. Он вжал голову в плечи и ссутулился – испугался чужой ярости. Не слишком глубоко испугался; уверен, что ему ничего не будет. И ведь в самом деле не будет, по крайней мере, пока. – Наука требует жертв. Она больше, чем любой из людей, даже самый великий, и она останется, когда нас уже не будет. Несколько обречённых – не такая уж большая плата…
– Заткнись, – Яр прикрыл глаза, чтобы хоть на несколько мгновений вычеркнуть из мира благостно улыбающуюся рожу живого упыря. Счастливый себялюбец… Чего он стоит без миллионов людей, которых считает мелкой разменной монетой? – Заткнись, пока я не лишил тебя разума. Да ты ведь и так его лишён…
Наумов пролепетал что-то недоумённое. Яр не вслушивался. Он поймал гадюку за хвост и должен вытащить её из норы, чтобы раз и навсегда обломать ядовитые клыки. Для этого нужна информация – та, за которой он пришёл, не чая услышать ничего настолько важного. А значит, послезавтра Наумов как ни в чём не бывало пойдёт на работу, изобретать лекарство от всех болезней и по ходу дела травить подопытных. Сам не зная, зачем, перед уходом сунет в портфель чертежи внутренних помещений и распечатки кодов от внутренних замков. По рассеянности забудет папку в метро. Вернётся в свою не тронутую уютом квартирку пить чай с печеньем и почитывать философские труды. Блаженное неведение продлится, пока Наумова не положит мордой в пол нагрянувшая опергруппа. Или, чёрт знает, лично младший офицер Зарецкий. Так будет справедливо.
– Что за вещество вы используете для своей… мёртвой воды? – почти спокойно спросил Яр.
Наумов вновь замялся.
– Э-э-э… Я не знаю формулы, мне предоставляют уже готовый… состав… Какое-то органическое соединение…
– Психотропное?
– Ну… С этим связан тот самый эффект…
Яр встал и пинком отправил табуретку под стол. Всё, достаточно. Дальше злиться нельзя.
– Когда-нибудь я пойму ваш чёртов спятивший мир, – бросил он в пространство. Что ещё нужно вызнать, прежде чем улыбчивый экспериментатор всё забудет?.. – У тебя там на столе амулет-детектор. Он принадлежит мне. Где ты его взял?
Несмотря на прямой запрет, Наумов искренне изумился. Яр видел, как лопается нитка в узоре чар. Слишком неожиданным вышло заявление.
– Мне его привезли. Купили по моему заказу, он доставлен из-за рубежа и абсолютно законно растаможен, – убеждённо сказал учёный и в знак подтверждения закивал самому себе. – Очень дорого стоил, я месяц его выбивал…
– Где документы?
– Т-там же, в столе… В верхнем ящике… Я бы никогда…
Не врёт. Не позволяют активные, налитые светом чары. Или сам обманут, или амулет и вправду не тот. Яр на несколько минут выбросил артефакт из головы, полностью сосредоточившись на внушении. Едва ли не впервые совесть не грызла его за посягательство на чужую свободу воли. Верховский с чужих слов назвал этого типа гуманистом – но гуманист порвал бы в клочья договор с лабораторией, которая исподтишка проверяет разработки на людях. Наставница иной раз говаривала насмешливо, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Но никакого ада нет. Наказывать надо здесь и сейчас.
В верхнем ящике стола и впрямь лежали аккуратно упакованные в файл сопроводительные бумаги к артефакту. Выполненное от руки описание на незнакомом языке с неплохой зарисовкой, таможенные документы, заверенная контролем бумага на какое-то совершенно незнакомое имя. Липатов уволок амулет неполных двое суток тому назад; за это время он не успел бы состряпать даже фальшивку, а поблёскивающая лиловым печать – вполне себе подлинная, и затейливая подпись Громова тоже не выглядит подложной. Эти ли документы злополучным вечером требовал от Валерия Васильевича двуличный коллега?.. Нет, не сходится: вряд ли кто-то знал, что у Яра вовсе есть такая побрякушка, а даже если и знал, то не мог предсказать, что именно в ту ночь он прихватит её с собой. Тогда речь шла не о документах, а о самом артефакте? Вполне может быть… Стоила штучка баснословных денег, и это её ещё, скорее всего, выгодно купили. Вон с каким придыханием Наумов говорил про колдовскую стекляшку… Это она ценная, патент на чудодейственную жижу ценный, контакт с владельцем фармакологического цеха ценный – но никак не жизни безымянного парня и пожилой тётки.
Воистину, с иной совестью сторговаться весьма несложно.
LIV. Дурман
Стеклянные двери вивария бесшумно разъехались перед Мишкиным носом. Скучавший на наблюдательной станции надзорщик встрепенулся при виде неожиданного посетителя; под вечер его покой нечасто тревожили офицеры контроля. Изо всех сил сохраняя безмятежный вид, Старов приветливо улыбнулся взволнованному дежурному и вежливо спросил:
– Можно у вас одолжить один экземпляр?
Тревога на усталом лице надзорщика сменилась недоумением.
– Э-э-э… В каком смысле – одолжить?
– Ну, взять на время, – волнуясь, расшифровал Мишка. Он предполагал, что встретит сопротивление, но задумку свою просто так бросать не хотел. – Вы не волнуйтесь, мне не опасный нужен. Кот-баюн по кличке Сатана, с октября тут сидит у вас. Я его не обижу, завтра верну в целости и сохранности. Хотите, удостоверение в залог оставлю?
– Не, не надо, – надзорщик ошалело помотал головой. – А… извините… вам зачем?
– Следственный эксперимент провести, – не моргнув глазом, соврал Мишка. – Дело распутываем сложное.
– О как, – парень озадаченно поскрёб подбородок
