Но всё же я получил ценный урок: тулку тоже люди. Да, мы выучили тома текстов и множество философских концепций, усвоили уроки, которые мужчины и женщины передавали веками из поколения в поколение, но мы так же, как и все остальные люди, поддаёмся разного рода искушениям.

Единственное преимущество тулку перед остальными людьми заключается в том, что нас с детских лет учат делать всё возможное, чтобы помогать другим преодолевать навязанные им представления и указывать им путь к воссоединению с искрой, с которой они были рождены. Нас учат любить каждое существо, пока он или она не сможет полюбить себя. До тех пор, пора все люди на этой земле не перестанут видеть в другом человеке врага; пока каждый из них на любой работе, в рамках любых отношений, при каждой встрече не сможет разглядеть чудо, красоту и потенциал в любом встретившемся на его пути человеке. До тех пор пока мы не покажем людям, как отпускать с миром свои истории и справляться с чувством разобщённости, наша работа не будет окончена.

Не о такой работе я мечтал, но она была мне поручена, и в конечном счёте я сам решил продолжить ей заниматься, хотя и по-своему – так, как подсказывал мне собственный опыт мужа и отца и ещё один слой «я», на понимание которого ушло немало времени.

Мы нередко ищем признания и чувства удовлетворённости в глазах других людей. Мы смотрим на других, чтобы понять, кем являемся, кем хотим стать и чтобы подтвердить собственные представления о себе.

Этот слой, который я называю «социальным», – ещё один аспект «я», формирующийся в ходе взаимодействия с другими людьми. В отличие от остальных слоёв, «социальное „я“» не является частью традиционной буддийской модели «я», или эго. Моё понимание основано на собственном опыте, а также на беседах с западными психологами. У меня ушло много лет на то, чтобы его распознать и описать.

Моё столкновение с «социальным „я“» началось, когда я прибыл на обучение в монастырь Таши Джонг.

Для того чтобы понять, какого рода обучение проходит тулку, я предлагаю вам представить всё самое хорошее и самое ужасное, что имеется в образовательной системе частных или государственных школ – в зависимости от того, в какой стране вы живёте. Вам предоставляется возможность учиться у великих учителей. В дополнение к правописанию, грамматике, лексике, истории, астрономии и каллиграфии вам придётся пройти обстоятельный курс по основам философии буддизма, досконально изучив не только слова Будды, но и работы всех выдающихся индийских и тибетских мастеров, ставших его последователями. Вы не просто постигаете ценность сочувствия, терпения и щедрости, но и овладеваете практическими методами развития этих качеств. Вы знакомитесь с обширной палитрой методов медитации и ритуалов, характерных для тибетского буддизма.

Первые годы обучения уходят на механическое заучивание текстов и ритуалов, чтобы тулку смог завершить учения или церемонию, если вдруг отключат электричество и все погрузятся во тьму (не самое редкое явление в таких странах, как Индия и Непал). Вы запоминаете определённое количество страниц – может, около двухсот в год, – а затем вас проверяют, насколько хорошо вы их заучили. Вам дают три попытки на то, чтобы пройти этот тест. Если вы провалитесь в третий раз, то снова садитесь за книги.

В то же самое время вам внушают идею, что ваша обязанность – не только в совершенстве освоить философию и практики, но и сохранить культуру, которой грозит исчезновение. Мудрость, накопленная мужчинами и женщинами за две тысячи лет, будет безвозвратно утеряна, если вы не будете уделять учёбе тех усилий, которых она заслуживает. Если не можете как следует сидеть, стоять, говорить и носить свою форму – красно-жёлтые рясы тибетских монахов, – вы не достойны благородной традиции. Вы – позор для своих учителей, своей семьи и бесчисленного количества существ, населяющих бесконечное число миров, которые зависят от вас и от того, как вы исполняете предписанную традицией роль. Слишком серьёзная ответственность для двенадцатилетнего мальчика.

Я прибыл в Таши Джонг позже, чем большинство тулку, приступивших к обучению в возрасте восьми-девяти лет, поэтому должен был наверстать упущенное. Думаю, мне, как и большинству детей, хотелось понравиться учителям, поэтому я с усердием взялся за учёбу и изо всех сил старался подражать своей «пред-инкарнации». Когда я радовал учителей, они были счастливы; если они были счастливы, то и я был счастлив. Мне нравилось, что они были довольны моим поведением, что ставили меня в пример другим, говоря: «Посмотрите на Цокньи Ринпоче. Какой хороший тулку. Берите с него пример». Угождать учителям стало моим пристрастием, я стал падок на проявления обусловленной любви, о которой говорилось выше.

И всё же время от время мне досаждало чувство неудовлетворённости: ощущение, что я не был никакой реинкарнацией давно почившего старца и что, ублажая учителей и притворяясь таковым, я только подавляю естественную открытость и теплоту своего детского «я» – мальчишки, любившего играть, болтать, смеяться, шутить, повсюду носиться, прыгать через ручьи, иногда приземляясь прямо в воду. Я постепенно утрачивал связь с глубоким чувством непосредственности, теплоты и озорства, которые ощущал бо́льшую часть своей детской жизни. Похвала радовала, а поведение, которое её вызывало, – нет. Часть меня осознавала, что я притворяюсь, но я продолжал притворяться, потому что мне нравилось, когда меня хвалили.

Но примерно год спустя даже похвала утратила для меня свою былую притягательность. Я знал, что притворяюсь, веду себя вразрез с тем, что на самом деле чувствую в глубине души. Мне начало казаться, что я живу двойной жизнью: то я послушный, старательный тулку, то подросток, которому опротивело сидеть, как статуя, который хотел дурачиться, гулять по деревне и дружить со сверстниками. Снаружи я выглядел, как эталон прилежания, а внутри меня сознание парило в облаках, и в теле бушевали подростковые гормоны.

Это ловушка «социального „я“». Она почти всегда таит в себе конфликт, потому что то, что мы чувствуем, не всегда совпадает с тем, что нас учат выражать. Если бы я вёл себя в точности так, как полагается тулку, проблем бы не возникло. Но я не мог всё время следовать «правилам тулку». Для меня это было противоестественно. Я был общительным, озорным тулку. Мне нравилось болтать с девчонками, шутить и не вести себя так формально всё время. В результате я испытывал негодование, а потом чувствовал вину за то, что сердился.

Но желание угодить, чувство негодования и вины были связаны в единый узел. Повзрослев, я стал задаваться вопросом: почему?

Хотя нам кажется, что различные слои «я» формируются на разных стадиях, в зависимости от времени и обстоятельств, на самом деле их возникновение и взаимодействие – процесс непрерывный. «Всего лишь „я“», прибегая к аналогии, – это что-то наподобие семени, содержащего в себе потенциал для развития «реального „я“», из которого при определённом сочетании условий могут вырасти корни в почву и стебель на поверхность; стебель превратится в ствол, листья и плоды, которые будут обладать способностью рождать новые семена.