– Тебе не приходило в голову, – сказала Тайдомин, глядя прямо перед собой и произнося слова в своей изысканной суровой манере, – что твое приключение вряд ли закончится, пока ты не принесешь некую жертву?

Он не ответил, а она больше ничего не сказала. Несколько минут спустя Маскалл поднялся по собственной воле и грубо, почти злобно закинул труп Кримтайфона на плечо.

– Далеко нам идти? – угрюмо спросил он.

– Около часа.

– Веди.

– Я говорила не об этой жертве, – тихо заметила Тайдомин, двигаясь вперед.

Почти сразу идти стало труднее. Им приходилось перебираться от вершины к вершине, словно от острова к острову. В некоторых случаях пропасть можно было перешагнуть или перепрыгнуть; в других приходилось использовать примитивные мосты из упавших деревьев. Судя по всему, этой дорогой часто ходили. Под ногами была черная, непроглядная бездна, над ней – пылающий солнечный свет, веселые разноцветные скалы и хаотичное сплетение странных растений. Повсюду сновали бессчетные рептилии и насекомые. Последние были крупнее своих земных собратьев – и, соответственно, отвратительнее, причем некоторые достигали гигантских размеров. Одно чудовищное насекомое размером с лошадь встало прямо посреди тропы и не желало сдвинуться с места. Оно было покрыто панцирем, его челюсти напоминали скимитары, а тело поддерживал лес ног. Тайдомин кинула на монстра один злобный взгляд, и тот свалился в пропасть.

– Что я могу предложить, кроме своей жизни? – внезапно спросил Маскалл. – Да и какой в ней прок? Это не воскресит ту бедную девушку.

– Жертву приносят не ради пользы. Это наказание, которым мы платим.

– Я это знаю.

– Вопрос в том, сможешь ли ты и дальше наслаждаться жизнью после случившегося.

Она подождала, пока Маскалл поравняется с ней.

– Возможно, ты считаешь, будто мне не хватит на это мужества… потому что я позволил бедной Оушейкс умереть за меня…

– Она действительно умерла за тебя, – произнесла Тайдомин тихим, выразительным голосом.

– Это вторая твоя ошибка, – не менее твердым голосом ответил Маскалл. – Я не любил Оушейкс – и не люблю жизнь.

– Твоя жизнь не требуется.

– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь и о чем толкуешь.

– Не мне требовать с тебя жертву, Маскалл. С твоей стороны это будет уступка, а не жертва. Ты должен подождать, пока не почувствуешь, что больше тебе ничего не остается.

– Все это крайне загадочно.

Разговор внезапно оборвал пугающий долгий грохочущий и ревущий звук, донесшийся откуда-то спереди. Земля у них под ногами содрогнулась. Они встревоженно подняли головы и увидели, как исчезает огромный участок леса в двухстах ярдах перед ними. Несколько акров деревьев, растений, камней и почвы вместе со всей фауной сгинули, словно по волшебству. Возникло новое ущелье, будто прорезанное ножом. За его дальним краем сияло над горизонтом синее зарево Элппейна.

– Теперь придется идти в обход, – сказала Тайдомин, останавливаясь.

Маскалл схватил ее третьей рукой.

– Послушай меня, а я попытаюсь описать свои чувства. Увидев тот оползень, я вспомнил все, что слышал про последнее разрушение мира. Мне показалось, будто я присутствую при этом, и мир действительно разваливается на куски. Там, где была земля, возник пустой, ужасный провал – то есть ничто, – и мне кажется, будто наша жизнь придет к тому же состоянию: там, где было нечто, возникнет ничто. Но то ужасное синее сияние на противоположной стороне в точности напоминает око судьбы. Оно обвиняет нас и спрашивает, что мы сделали со своей жизнью, которой больше нет. И в то же время оно величественно и преисполнено радости. Радость эта заключается в следующем: мы властны добровольно расстаться с тем, что впоследствии отнимут у нас силой.

Тайдомин внимательно смотрела на него.

– Значит, ты чувствуешь, что твоя жизнь бесполезна, и готов принести ее в дар первому, кто попросит?

– Нет, не только. Я чувствую, что единственная достойная цель в жизни – быть столь великодушным, чтобы удивить саму судьбу. Пойми меня правильно. Это не цинизм, или горечь, или отчаяние, а героизм… Это трудно объяснить.

– А теперь послушай, чем я предлагаю тебе пожертвовать, Маскалл. Это тяжелая жертва, но, судя по всему, того ты и желаешь.

– Так и есть. В моем нынешнем настроении она не может оказаться слишком тяжелой.

– Тогда, если ты говоришь искренне, отдай мне свое тело. Кримтайфон мертв, и я устала быть женщиной.

– Я не понимаю.

– Тогда слушай. Я хочу начать новую жизнь в твоем теле. Хочу стать мужчиной. Я не вижу смысла быть женщиной и хочу посвятить свое тело Кримтайфону. Я свяжу наши тела вместе и похороню в горящем озере. Вот какую жертву я предлагаю тебе принести. Как я говорила, она тяжелая.

– Значит, ты все-таки просишь меня умереть. Хотя мне трудно понять, что ты будешь делать с моим телом.

– Нет, я не прошу тебя умирать. Ты будешь жить дальше.

– Как это возможно без тела?

Тайдомин серьезно посмотрела на него.

– Таких созданий немало, даже в твоем мире. Вы зовете их духами, призраками, фантомами. На самом деле это живые воли, лишенные материальных тел, вечно желающие действовать и наслаждаться, но лишенные такой возможности. Как ты думаешь, в тебе достаточно благородства, чтобы принять подобное состояние?

– Если это возможно, я его приму, – тихо ответил Маскалл. – Не вопреки его тяжести, но ради нее. Однако как такое возможно?

– Без сомнения, в нашем мире возможно множество вещей, о которых ты не имеешь понятия. Подожди, пока окажемся дома. Я не буду ловить тебя на слове, поскольку жертва должна быть добровольной, иначе она мне ни к чему.

– Я не из тех, кто бросает слова на ветер. Если ты способна на такое чудо, я даю тебе свое согласие, раз и навсегда.

– В таком случае пока оставим этот вопрос, – печально сказала Тайдомин.

Они продолжили путь. Из-за проседания почвы Тайдомин сперва сомневалась насчет дороги, однако, сделав длинный крюк, они в конце концов оказались на другой стороне нового провала. Чуть позже в узкой рощице, венчавшей миниатюрный одинокий пик, они встретили мужчину. Он отдыхал, прислонившись к дереву, и выглядел усталым, разгоряченным и унылым. Он был молод. Его безбородое лицо было необычно искренним, а в остальном он казался крепким, трудолюбивым юношей интеллектуального склада. Его льняные волосы были короткими и густыми. У него не было ни сорба, ни третьей руки, а значит, он, скорее всего, не являлся уроженцем Ифдоун. Однако его лоб испещряла хаотичная на вид россыпь глаз различных форм и размеров, числом восемь. Они располагались парами, и их активность выдавал странный блеск, в то время как другие пары оставались тусклыми, пока не приходил их черед. Помимо верхних глаз также имелись нижние, но они были пустыми и безжизненными. Этот удивительный комплект глаз, то живых, то мертвых, создавал впечатление почти тревожной умственной деятельности. Из одежды на молодом человеке было только подобие кожаного килта. Лицо юноши показалось Маскаллу знакомым, хотя он точно никогда прежде его не видел.