за такое повторение. – Никогда не слышала о такой работе.

– Ну да, – пожимает она плечами. – Если честно, у меня было много таких странных работ. Потом я работала скупщиком, искала необычные камни, и поэтому несколько лет жила в Индии.

Меня это снова поражает. Я даже не представляла, что можно так много достичь без серьезного образования.

– И как там жилось? На что это было похоже? – не могу я скрыть своего любопытства.

– В Индии? Было здорово! Я много путешествовала. Правда, я чувствовала себя немного одинокой, но я записалась на онлайн-курсы по текстилю и познакомилась со многими замечательными людьми. Потом занималась йогой и медитацией в целом. Что привело меня к консультированию. О боже, выложила тебе всю свою жизненную историю, – смеется она.

Раздается звонок на уроки.

– Извините, – говорит она, слегка смутившись, – отвлекла вас от обеда своей болтовней.

– Ничего, – отвечаю я. – Нам на самом деле было интересно. Правда, Лил?

Лили уже отвернулась и снова занялась своей водой, не проявляя ни малейшего интереса к нашей беседе.

– Мне бы хотелось узнать побольше о том… не знаю… как вы находили такие крутые работы.

– По большей части благодаря удаче, – улыбается Хэзер. – Послушай, ты же вроде остаешься после уроков в пятницу. А я буду за тобой наблюдать. Тогда и поговорим, если хочешь.

Впервые за несколько дней мне становится легко на душе. Тревоги и чувство безнадежной тяжести отходят на задний план. Может, так подействовало мое заклинание в ванной, или причиной была беседа с тем, кто не считает, что самое главное в жизни – это образование, но теперь я ощущаю себя бодрой. Веселой. Мы прощаемся с Хэзер и идем на занятие. Мне хватает смелости даже протянуть руку Лили. Мы входим в класс, держась за руки, как сто лет назад.

* * *

Постепенно Фиона смягчается, отчасти потому, что она не из тех людей, которые долго таят обиду, а отчасти потому, что ситуация в школе становится настолько странной, что она не может удержаться от комментариев.

– Вы их видели? – в гневе взрывается она однажды, когда мы с Лили сидим в комнате отдыха. – Эти булавки?

Я сразу же понимаю, о чем она. Я тоже заметила их, хотя и не стала задумываться, откуда они взялись. Некоторые из младших девочек начали носить на воротничках рубашек крошечные золотые булавки в форме двух пересекающихся кругов. Как олимпийские кольца, только без трех колец.

– Что это такое? – спрашиваю я. – Какая-то благотворительность?

– Благотворительность – чушь собачья! – восклицает Фиона так громко, что две девушки отходят от нас подальше, бросая на нас косые взгляды.

– Это в знак воздержания. Носить их – это типа… обещание не заниматься сексом до брака.

– О господи, – бормочу я, качая головой. – Так это типа обручальные кольца?

– Ну да, именно, – Фиона плюхается на стул. – Подумать только. Эти парни из ДБ явно устроили нечто вроде вечернего клуба, и кто-то туда действительно ходит. По своей воле. И получает эти булавки.

– Может, некоторым действительно не хочется заниматься этим до свадьбы, – смиренно предполагает Лили.

– Я-то уж точно раньше выйду замуж, чем мне снова разрешат что-то делать, – ворчу я.

Мои родители крепко стоят на своем. То, что раньше называлось «моей личной жизнью», теперь называется «отвлекающими факторами».

– Дело не в том, хочет ли кто-то делать это или нет по своему желанию. Дело в том, что они поощряют это движение, и… и…

Фиона начинает подбирать слова, что с ней случается редко.

– Все эти представления о «чести», связанные с девственностью… совершенно фальшивые и сексистские, созданные специально для того, чтобы подчинять женщин.

– Ну да.

– Нужно что-то делать, – энергично заявляет Фиона. – Нужно добиться их запрета в школе.

– Не уверена, что это… в нашей компетенции.

– Нет, – яростно произносит она. – Но я знаю, что в наших силах.

Далее она разрабатывает почти гениальный план. Начинает единоличную партизанскую войну. Замечая у какой-нибудь школьницы булавку с кольцами, она подходит к этой девочке и заговаривает с нею. Затем делает вид, что поправляет платье или смахивает пыль, а когда подносит руку к ткани, то крошечная дырка в платье или в джемпере затягивается, а брошка выскакивает. В девяти случаях из десяти девочки не обращают на это внимания, а Фиона быстро подхватывает и прячет вещицу.

Вскоре у нее в кармане скапливается целая куча звенящих при ходьбе брошек. Несмотря на охвативший ее энтузиазм, она до сих пор общается со мной сухо, без былой привязанности. Она стала острее, язвительнее. Если раньше Лили не хотела оставаться со мной наедине, то теперь, похоже, такого принципа придерживается Фиона. И она еще чаще стала говорить о Дублине. В феврале она должна поехать на собеседование в Тринити-колледж, и это будет знаковое событие – начало ее расставания с Килбегом и годовщина с того момента, как мы стали подругами.

Наказание после уроков проходит не так, как я ожидала. Едва я приготовилась все два часа делать домашние задания, как в класс заглядывает мисс Харрис.

– Работа над домашним заданием – это не наказание. Наказание – это размышление по поводу своих поступков.

Затем она вручает мне стопку едва не лопающихся папок с распечатками на листах А4 – текстами для литургии, которыми мы пользовались каждое Рождество и каждую Пасху с тех пор, как я перешла в эту школу.

– Их нужно рассортировать, скрепить скобками и разложить по порядку.

Увидев, чем я занята, Хэзер строит гримасу и предлагает заняться этим в ее кабинете за чашкой чая.

– Ты какой будешь? – спрашивает она из кухни. – У меня есть мятный, имбирный, ромашковый и простой для завтрака.

Я, понятное дело, хочу обычный, потому что все остальные отвратительны. Но боюсь показаться слишком простой в глазах Хэзер Бэнбери. Мне хочется, чтобы она приняла меня за «своего человека», и потому выбираю ромашковый.

Потом приступаю к сортировке, и вскоре кончики пальцев у меня пересыхают и покрываются пылью. Поначалу Хэзер почти не говорит со мной и пытается делать вид, что наказание после уроков – серьезное дело. Я сортирую страницы с молитвами. По какой-то причине больше всего перепутаны листки, относящиеся к Пепельной среде. Ее ритуал кажется мне на удивление языческим: черные метки на лбу, сжигание пальмовых ветвей.

– Ты сортируешь или читаешь? – как бы между делом спрашивает Хэзер.

– Сортирую, – отвечаю я не слишком убедительно.

Она приподымает бровь.

– А все же интересно, – продолжаю я. – То, что миллионы людей по всему миру каждый год по своей воле посыпают голову пеплом или дают ставить себе на лбу отметки. Смахивает на какое-то колдовство. И при этом те же люди считают ведьм, Викку