более что некоторые ученицы уже приближаются к восемнадцатилетнему возрасту. Наверху они, скорее всего, рассуждают о том, докторами каких наук они станут.

– Душегубка пропала, – произносит вдруг Лили у меня за спиной. – Теперь это кабинет.

Классная комната, частью которой была Душегубка, превратилась в коридор со шкафчиками, а сама Душегубка стала маленьким кабинетом. Мы с Лили проходим внутрь, и на какое-то мгновение у меня возникает ощущение, как будто мы снова на первом году обучения. С опаской бродим по школе, исследуя ее потаенные уголки.

Кабинет довольно уютный, с книжными полками и массивным рабочим столом из дуба. Особенно официальным он не выглядит; скорее похож на мамину комнату, в которой она проверяет домашние работы.

– А полки они оставили, – говорю я, проводя рукой по корешкам новых книг. – Так что в каком-то смысле это прежняя Душегубка.

Лили уже сидит за столом и разглядывает бумаги, даже не пытаясь показать, что делает это украдкой.

– Хэзер Бэнбери, – медленно читает она. – Кон-суль-тант по проф… проф-о-ри-ен… тации.

Я стараюсь скрыть шок. Лили никогда не была отличницей, но увлекалась чтением. Читала толстые фантастические романы, иногда по несколько штук в месяц. А сейчас с трудом прочла «Консультант по профориентации». Река многое ей дала, но и кое-что унесла с собой. Разрушила часть ее изначального разума, разорвала некогда установленные умственные цепочки. Неудивительно, что она так меня ненавидит.

Я подхожу к ней и вижу латунную табличку с надписью: «Хэзер Бэнбери, консультант по профориентации».

– Откуда такая табличка? – спрашивает Лили.

– Может, она привезла ее из дома?

– Это нормально?

– Не знаю.

Я прикладываю руку к задней стене, где все еще ощущается легкая сырость от фундамента старого дома. От плинтуса вверх к потолку идет фиолетовая линия, похожая на складки на ладони. Сквозь новую краску уже пробивается плесень.

– Вчера вечером я разговаривала с Фионой, – говорит Лили. – Она до сих пор злится.

У меня сосет под ложечкой. Вчера вечером Фиона не отвечала на мои звонки. Я жду, пока Лили выскажет очередное холодное, роботизированное замечание по поводу моего характера. Но она ничего не добавляет.

– И что ты сказала? – подталкиваю ее я.

– Ничего, – пожимает плечами она.

– Ну ладно, спасибо.

В нашем классе, кроме нас, еще одиннадцать девочек, и, что меня удивляет, все они держатся особняком. Выглядят одинокими, отстраненными. Никаких групп по интересам больше нет.

В атмосфере класса витает щемящая тревога, ощущение того, что все прекрасно понимают, что они неудачницы в школе, в которой от них ожидают высоких результатов. Мы знаем друг друга уже несколько лет, но вдруг нам становится неловко находиться здесь вместе. Мы похожи на заключенных, которые настаивают на своей невиновности. Все меняется, когда начинается первый наш урок. На этот раз наша учительница английского, мисс Марч, не пускается в бесконечные рассуждения о Сильвии Плат, а раздает нам старые экзаменационные работы.

– Девяносто процентов ошибок на экзаменах совершаются из-за неправильно понятой формулировки вопросов, – говорит она.

Мы переглядываемся, встревоженные переменой в ее тоне.

– Если экзаменатор просит вас привести примеры чего-то, то это все, что вам нужно сделать. Если вы хотите успешно сдать экзамены, вам нужно для начала понять, что именно от вас требуется, и сделать именно то, что от вас ожидают.

Так теперь проходят все наши уроки. Учителя сдались и больше не пытаются заставить нас полюбить школу. Теперь они перепрограммируют наши мозги, чтобы мы справились с экзаменами, и, насколько я могу судить, для большинства из нас эта перемена к лучшему.

Во время обеденной перемены мы ждем Фиону в комнате отдыха для шестиклассниц, в которую спускаются другие девочки. Но Фиона так и не показывается.

– Наверное, это даже хорошо, – говорю я Лили, размешивая порошковый шоколад в горячей воде; на вкус он немного неприятный, потому что сделан не на молоке, но все равно меня воодушевляет мысль о том, что теперь его можно сделать прямо в школе. – Ну то есть все эти занятия. Какие-то более прямолинейные, что ли.

Лили пожимает плечами и смотрит в свою кружку с кипятком.

– Ты собираешься заварить пакет с чаем или что?..

Она озорно подмигивает, предлагая мне посмотреть в ее кружку. Внутри кружки она устраивает нечто вроде миниатюрного фейерверка. На поверхности воды танцуют крохотные искорки размером с мошкару, поднимаясь в облачках пара. Затаив дыхание, я с восторгом взираю на эту миниатюрную электрическую красоту.

– Тебе бы лучше не делать этого в школе, – шепчу я. – А то еще заметят.

Она пожимает плечами, искорки опускаются в воду и тут же тухнут. К счастью, все окружающие слишком заняты болтовней со своими подругами из другой группы.

– Привет, девочки, – раздается тихий голос, и я едва не подпрыгиваю и загораживаю собой Лили.

Это Хэзер Бэнбери.

– Э… здравствуйте, мисс Бэнбери, – говорю я. – Как поживаете?

Тут до меня доходит, что немного странно спрашивать учительницу, как она поживает. Мисс Харрис я никогда не задавала подобных вопросов.

– Отлично, – благодарно улыбается Хэзер. – Привыкаю к новому месту. Поговорила с третьеклассницами, которые уже волнуются по поводу предстоящих «переводных экзаменов». Довольно трудно успокаивать их, когда нельзя напрямую взять и сказать: «Да это просто ни на что не влияющая ерунда».

Я смеюсь, вспоминая, как мы сами в третьем классе очень серьезно относились к «младшим экзаменам», а теперь мне самой кажется это глупостью.

– Надеюсь, выпускные экзамены, по сути, то же самое. Думаю, что как только мы их сдадим, то тут же начнем удивляться, почему мы так волновались по такому никчемному поводу.

– Поверь мне, так и будет, – отвечает она, заговорщически наклоняясь ко мне. – Хотите знать, сколько баллов получила я на выпускных экзаменах?

Мы с Лили переглядываемся, удивляясь тому, что учительница разговаривает с нами в таком тоне. Ну не совсем учительница, но все равно.

– Сколько? – спрашиваем мы.

Она прикусывает губу и опускает голову, чтобы не привлекать внимание других девочек.

– Двести двадцать пять.

– Ого, – я искренне удивлена.

Даже не помню, чтобы кто-то набирал так мало баллов. Но опять же мои братья и сестры гении, у всех у них было выше пятисот.

– И вы смогли поступить в колледж?

– Посещала технические курсы по ювелирному дизайну, которые мне и вправду очень нравились, – отвечает она, с довольным видом поигрывая кольцом с опалом на пальце.

– И вы стали ювелирным дизайнером?

– Нет, – отвечает она, нисколько не смутившись. – Но устроилась на довольно странную работу – составлять каталоги для продаж имущества. Ну, знаешь, вся эта оценка украшений умерших людей, написание коммерческих презентаций для аукционов. Было весело! И заодно познакомилась с кучей чудаковатых личностей.

– Ого, – повторяю я, и тут же мне становится неловко